Об эмблематике и гербе Ростова XIV - XVIII в.



Ростовский герб, в том виде, в котором он сейчас широко известен, утвержден 20 июля 1778 г. В книге Винклера он описывается следующим образом: “В червленом поле олень серебряный, рога, грива и копыта золотыя”.
В краеведческой и популярной литературе, неоднократно высказывались мнения о значении этой эмблемы, о том смысле или смыслах, которые в нее вкладывались. При этом наибольшее распространение получило мнение, что олень на ростовском гербе отражает бытовавший здесь когда-то языческий культ этого животного. Наиболее развернуто эта точка зрения представлена в книге М.Н. Тюниной “Ростов Ярославский. Путеводитель по городу и окрестностям”. По мнению М.Н. Тюниной, “первый автор ростовского герба, очевидно, учел эту веками бытовавшую традицию и включил изображение оленя в герб города”. Примерно так же толкуется символика ростовского герба в работе Н.Е. Сперансова “Земельные гербы России XII – XIX вв.” Автор замечает, что “хотя точных сведений о времени возникновения эмблемы города не сохранилось, “Думается северный [?] олень попал в нее не случайно, так как он имел важное значение в жизни обитателей края.” Такое объяснение вытекает из общей установки автора, что “большинство фигур, украсивших наши земельные гербы, использовано в прямом значении. Поэтому, рассматривая, например, в старых гербовых эмблемах изображения животных, растений, не следует искать в них скрытого смысла”.


Разберем, прежде всего, эту общую установку высказанную Н.Е. Сперансовым. Прямой подход к толкованию изображения на эмблемах (гербах) городов правомочен, скорее, по отношению к гербам  послепетровского  и, особенно, екатерининского времени. Герольдмейстерская контора, в силу необходимости создать их множество, не особенно задумывалась над внутренним содержанием символа. Так, появилось множество гербов, в символике которых учитывались особенности местоположения города, наиболее значимый для города продукт производства или добычи (соль, мыло, холст, пушнина и т.д.), и даже ассоциации возникаемые при произнесении названия города (г. Ветлуга - на гербе изображение "ветлы"(ивы) и т.д. и т.п.). В более ранний период к значению символов относились иначе.
Ростовская земельная эмблема возникла сравнительно рано. Появление оленя, как эмблемы города, относится к началу XVII в.  Для России это еще средневековье, культура которого характеризуется иносказательным, “притчевым” толкованием реалий. И тем более в случаях использования их как эмблемы или символа. Символ предполагает принципиальную многозначность, даже бесконечное множество значений или нюансов, которые изменяются в зависимости от контекста. Таким образом, прямое, однозначное толкование фигуры на ростовской земельной эмблеме не представляется авторам оправданным. Что же касается утверждения о том что северный олень имел важное значение в жизни обитателей ростовского края, то оно имеет анекдотический характер и вряд ли может всерьез рассматриваться при анализе ростовской эмблемы.
Не выдерживает критики и однозначное объяснение символики ростовского герба пережитками или “воспоминаниями” о будто бы имевшемся когда-то в Ростовском крае культе оленя. Во-первых, подобное утверждение не подкреплено ни письменными, ни археологическими, ни какими-либо другими видами источников. Во-вторых, предположение М.Н. Тюниной о том, что этот культ был “учтен” в XVII в. при составлении ростовской эмблемы выглядит достаточно наивным. Есть и еще один факт, который отводит какую-либо связь ростовского герба с язычеством. Известно, что в конце XVII в., при ростовском митрополите Иоасафе Лазаревиче, над часобитной башней ростовского архиерейского дома был установлен прапор в виде оленя. Это было бы совершенно исключено, если бы в изображение оленя вкладывался смысл, так или иначе связанный с язычеством. Таким образом, предположение о языческом происхождении ростовской эмблемы не выдерживает критики. И прежде всего потому, что авторы указанных выше работ в своих построениях совершенно не учитывали ментальность эпохи в которую появился этот символ.
Думается, смысловой контекст ростовской эмблемы следует искать не в языческих культах, а в области христианской символики. Рассмотрим известную нам, на сегодняшний день, ростовскую эмблематику.
Наиболее ранним изображением, которое можно рассматривать в качестве ростовской эмблемы, является композиция на монетах конца XIV – начала XV вв., отчеканенных от имени ростовских князей Андрея Федоровича (1331-1409 гг.) и Александра Константиновича (1365-1404 гг.), Андрея Федоровича (1331-1409 гг.) и Андрея Александровича (1404-1415 гг.), Федора Андреевича (1409-?) и Андрея Александровича (1404-1415 гг.), Андрея Федоровича (1331-1409 гг.) и Константина Владимировича (?-1415 гг.). Композиция состоит из стоящего человека с секирой перед деревом, за которым лежит человеческая голова. Почти всегда на дереве показана птичка. На некоторых монетах голова или личина повторяется в круговой легенде с именем князя. На реверсе монеты также находим изображение головы человека в фас, заполняющей все поле монеты внутри круговой легенды.
В литературе существуют различные мнения относительно смысла этой композиции. Так, В.Л. Янин считает, что изображение человека с секирой и отрубленной головой “имело оградительный смысл и служило наглядным предупреждением фальшивомонетчикам”. Иное мнение высказано в статье, посвященной ростовским монетам XIV – XV вв., Г.А. Федоровым-Давывовым. Он толкует эту сцену как изображение Иоанна Предтечи с секирой перед деревом. Эта интерпретация нам кажется наиболее правдоподобной, тем более что приведенное толкование хорошо укладывается и в слова Евангелия: “Уже и секира при корне дерев лежит; всякое дерево, не приносящее плодов, срубают и бросают в огонь”. (Мф. 3.10), а сама композиция, как указывает автор, восходит к византийским иллюстрациям евангельских сюжетов, где дерево и секира изображались как аллегория проповеди Иоанна о приближении Царства Небесного. Сходные композиции встречаются и на иконах, начиная с середины XV в. В этом случае изображение на обороте можно толковать как усекновенную главу Иоанна Предтечи.
Сюжет этот использовался, видимо, и на монетах других городов, но наиболее долго и полно он сохранялся на ростовских. Не истолкованной остается причина появления и длительного бытования указанной композиции на ростовских монетах XIV – XV вв. В летописях встречаются упоминания о церкви Иоанна Предтечи, находившейся на епископском дворе и являвшейся домовой церковью ростовских иерархов. Упоминания эти относятся к началу XIII в. По некоторым источникам, в этом качестве церковь Иоанна Предтечи существовала и в конце XV в. Таким образом, в качестве эмблематики ростовских иерархов могли использоваться композиции, связанные с Иоанном Предтечей.
На продолжительность и устойчивость бытования этого сюжета на ростовских монетах могла повлиять специфика взаимоотношений светской и духовной власти в Ростове. С начала XIV в. Ростов делится на два княжеских владения – Сретенскую и Борисоглебскую стороны. Монеты, однако, предназначались для хождения по всей территории Ростова и Ростовской земли. Не случайно на одной стороне монеты выбивалось имя князя Борисоглебской стороны, на другой – Сретенской. Единственным объединяющим началом, напоминающем о былом единстве, оставалась традиционная принадлежность к одной епархии. Представляется логичным использование на этих монетах эмблематики ростовской епархии. На одной стороне монеты изображалась глава Иоанна Предтечи, на другой – композиция, раскрывающая основной смысл его проповеди: грядущее обновление Ветхого Завета.
Сделанные нами выводы отчасти подтверждаются наблюдениями над другой разновидностью монет с интересующей нас композицией. На одной их стороне – изображение человека с секирой, вправо, перед деревом и головы человека – за деревом, без легенды. На другой стороне, вместо головы человека, во все поле, человек с секирой и саблей, вправо, с легендой “печать князя великого”. Некоторые нумизматы, пишет Г.А. Федоров-Давыдов, чтобы согласовать титул “князя великого” с рисунком, характерным для ростовских князей, которые были удельными князьями, считали, что эти монеты выбиты московскими великими князьями после присоединения к Москве Сретенской стороны Ростова.
Нами осталась нерассмотренной единственная деталь композиции – изображение птички, сидящей на дереве. В христианской символике птица являлась олицетворением человеческой души, стремящейся к Богу. Можно предположить что изображение птицы в нашей композиции олицетворяет отлетевшую душу Иоанна Предтечи.
В середине XVI в. изображение птицы становится ростовской эмблемой. Мы находим ее с надписью “печать ростовская” на большой государственной печати Ивана Грозного в числе 24 эмблем других русских земель. Было бы соблазнительно связать изображение этой птицы на ростовской эмблеме с птицами, использованными в сюжетах ростовских монет XIV – XV вв. Например, можно предположить, что она осталась на ростовской эмблеме в результате упрощения композиции с Иоанном Предтечей. Однако никаких оснований для подобных выводов найти не удается.
Представляется несомненным, что возможный смысл этого изображения следует также искать в области христианской символики. Н.А. Соболева отмечает, что “те символы, образное выражение которых имеется на печати в виде изображения животного мира, отдельных предметов вооружения, атрибутов царской власти, - это скорее символы идей, а не символы территорий, которыми отдельные эмблемы становятся впоследствии.” То есть в эмблеме отражаются не реальные признаки какой-либо территории, а некая идея, которая искусственно "накладывается" на эту территорию.
Для человека средневековья богатейшим источником образов, символов и аллегорий являлась Псалтырь. Мы уже отмечали, что изображение птицы символически обозначает человеческую душу, жаждущую Бога. Н.А. Соболева предполагает, что птица на большой государственной печати Ивана Грозного – орел. В 151 псалме Псалтири читаем: “Как орел вызывает гнездо свое, носится над птенцами своими, распростирает крылья свои, берет их и носит их на перьях своих: так Господь один водил его, и не было с ним чужого бога”. В тексте псалма Бог и народ израильский сопоставляются с орлом над выводком своих птенцов.
Мысль, сопоставляющая Христа и земных архиереев с пастухами, пастырями, проходит через всю христианскую литературу. Эту же аллегорию можно допустить и в отношении "ростовского орла" символически изображавшего архиерея с его паствой и обозначавшего ростовскую землю, объединенную в единое целое духовной властью. Возможно, что здесь мы сталкиваемся с ситуацией, сходной с появлением епископской (?) эмблематики на монетах ростовских князей конца XIV – начала XV вв. К сожалению, недостаточность фактического материала позволяет судить об этом только предположительно.
Если эмблемы XVI – XVII вв. действительно отражали некие идеи, связываемые с той или иной территорией, а не “реальные” ее признаки (например, природные или экономические), то содержание, которое вкладывалось в ту или иную эмблему, должно было быть подвижным, зыбким, легче подвергаться изменениям. Идеи могли эволюционировать, заменяться другими, наконец, просто забываться. Отсюда изменчивой, непостоянной должна была быть и форма, которая символизировала ту или иную идею.
Действительно, большинство эмблем из тех, что были представлены на печати Ивана Грозного, не закрепилось за русскими землями. В первой половине XVII в. в качестве ростовской эмблемы впервые используется изображение оленя. Н.А. Соболева в своей работе о российской геральдике свела воедино наиболее ранние изображения российских земельных эмблем. Самый ранний из известных памятников XVII в. – покровец царя Михаила Федоровича (появился после 1626 года), где 12 территориальных эмблем вышиты вокруг государственного герба. Среди них – идущий олень, вправо, с надписью “печать ростовская”. Следующее изображение “ростовского еленя” находим на большом знамени царя Алексея Михайловича (время появления – 1666-1678 гг.) и на золотой царской тарелке 1675 г.
В 1672 г. появляется первый русский гербовик – Титулярник. В нем был записан полный государственный титул, состоящий из 33 названий царств, княжеств, земель. Все 33 земельные территории были представлены эмблемами – гербами. В подробном описании государственного герба указывалось: “В седьмой червленой части герб Ростовский – серебряный олень с золотым ошейником.” В изображении Титулярника у ростовского оленя появляется конская  грива и ошейник. Возможно, что в данном случае здесь сказалось влияние западной геральдической традиции, моды, веяния которой все больше воспринимались Россией в эти годы. В этом виде ростовский герб дошел и до настоящего времени.
Вывод Н.А. Соболевой о замене к началу XVII в., в числе других земельных эмблем, ростовской эмблемы (птицу заменяет олень), выглядит совершенно правомерным. Однако, при желании, здесь можно обнаружить и эволюцию. Если мы обратимся к значению оленя в христианской символике, то убедимся, что он толкуется здесь знакомым нам образом. В основе толкования  лежит все та же Псалтырь, но на этот раз слова псалма 41: “Как елень желает на источники водные, так желает душа моя к тебе, Боже.” Как видим, толкование сюжета здесь может быть вполне однозначным – олень у источника – олицетворение души, жаждущей Бога.
В христианском искусстве этот образ понимался более расширенно: почти любое изображение оленя понималось как символ христианской души. Подобное истолкование было общим как для византийского, так и для древнерусского искусства. Об этом свидетельствуют изображения оленя в иллюминированных Псалтырях и на многочисленных памятниках прикладного искусства. Так, например, в книге В.П. Даркевича приведено изображение оленя на золотом блюде IX – X вв. болгарского происхождения. На нем в шею оленя впился дракон. Автор исследования считает, что в этой композиции заключена мысль о тех искушениях, которым подвергается человек, прежде чем войти в ряды верующих. "Изображения оленя (образ святой души, бегущей от земных наслаждений) или охоты на них встречаются на каменных надгробиях Боснии и Герцеговины XII – XV вв."
Как видно из изложенного выше, на рубеже XVI – XVII вв. произошло только чисто внешнее, формальное изменение ростовской эмблемы. Смысл же ее мог остаться прежним. И олень и птица символизировали человеческую душу, жаждущую Бога и борющуюся с соблазнами. Можно привести и другой пример, когда сходный смысл символически раскрывается с помощью этих же, формально разных, образов. Иллюстратор Хлудовской Псалтири на полях около приведенного нами Псалма 41 изобразил оленя стоящего у колодца. Это изображение можно сопоставить с иконой Благовещения из Суздаля. В нижнем поле иконы изображены три лебедя, стоящих друг за другом, причем первый из них склонился над источником, напоминающим колодец. Символика изображения на иконе представляется весьма прозрачной. Богоматерь рассматривается здесь как первая человеческая душа, приобщившаяся к источнику Вечной Истины. Как видим, и олень (в иллюстрации Псалтири), и птица (лебедь на иконе из Суздаля) символизируют человеческую душу.
В отличие от других земельных эмблем, ростовская эмблема, начиная с XVII в. не претерпела значительных изменений. Причину, видимо, следует искать в том, что эмблема, “сконструированная” в Москве, нашла себе отклик и поддержку на месте, в Ростове. Как уже отмечалось, она не отражала какие-либо природные или экономические реалии. Очевидно, факторы, обеспечившие столь прочную “привязку” эмблемы к ростовской земле следует искать в реалиях духовной жизни.
Для литературы и искусства XVII в. характерно повышение интереса к отдельному человеку, к индивидуальности, “сознание ценности человеческой личности самой по себе”. Этот интерес ярко проявился в искусстве Ростова и Ярославля. Почти хрестоматийным примером этой тенденции стала картина Страшного Суда ростовской церкви Спаса на Сенях, домовой церкви митрополита Ионы. В отличие от подобных композиций более раннего времени, центром повествования здесь является душа человеческая, а все остальные сцены рассматриваются с точки зрения ее судьбы. Проблеме Спасения посвящена композиция “Сошествие во ад”, расположенная на главном фасаде надвратной церкви Воскресения. Построенная в 1670 г., эта церковь расположена над главным входом в Ростовский архиерейский дом и была первой постройкой митрополита Ионы. Роспись на ее фасаде, несомненно, должна была носить программный характер. Можно привести и другие примеры, свидетельствующие о том, что проблема Спасения души и роли в этом церковной иерархии была центральной в программе ростовского архиерейского дома. Однако это далеко выходит за рамки тематики нашей статьи. Ограничимся еще одним примером, непосредственно связанным с нашей темой.
Для раскрытия нового содержания искусства XVII в. использовались не только традиционные образы, но и традиционные символы. При этом не мог не обостриться интерес к символам, обозначающим человеческую личность. Изображение оленя находим, в частности, на фреске “Союз Христа и церкви” ростовской церкви Воскресения. Центром композиции является Христос, указывающий правой рукой на евангельский текст и обращающийся к персонофицированной Церкви, показанной в образе коронованной женщины. По правую сторону Христа видим изображение оленя, который и здесь символизирует обращенную к Христу человеческую душу. На место традиционной, восходящей к Псалтири двучленной композиции – Бог и обращенная к нему человеческая душа, - в этой фреске пришла композиция трехчленная. Необходимым посредником между человеком и Богом становится церковь. Это еще раз напоминает о никонианских симпатиях митрополита Ионы. В контексте настоящей статьи важен и другой вывод. Этот факт подтверждает, что изображение оленя в Ростове XVII в. символически ассоциировалось с человеческой душой. Именно такую ассоциацию должно было порождать изображение на ростовской земельной эмблеме.
Изложенные выше примеры, по нашему мнению, достаточно хорошо объясняют, почему при митрополите Иоасафе Лазаревиче изображение оленя появляется над часобитной башней Ростовского кремля. Оно становится не только одной из его зрительных доминант, но и несет смысловое значение. Вознесенное над постройками архиерейского дома, “опирающееся” на них, находящееся, как душа человеческая или милостивый блудник на фреске Страшного Суда, между небом и землей, оно явилось своеобразным последним штрихом, который Иоасаф Лазаревич внес в богословскую программу Ростовского кремля.
При Петре I территориальные эмблемы получают особенно широкое распространение. Они занимают прочное место на петровских печатях и официальных бумагах. Австрийский дипломат И. Корб, автор “Дневника путешествия в Московию” (1698 - 1699 гг.) поместил в своих записках рисунок государственной печати России. Изображения земельных эмблем на ней в общих чертах напоминают рисунки эмблем Титулярника, но все таки не полностью повторяют их.
В царствование Петра I широко развивается процесс превращения территориальных эмблем в городские. Петр I реформируя городское управление, пытаясь навести порядок в делопроизводстве местных учреждений, видел необходимость во внедрении в обиход городской символики - городских гербов. Он неоднократно акцентировал внимание в своих указах на упорядочивание оформления документов, в частности на вопросах связанных с созданием и использованием печатей. Например указы 1699 года о создании печатей для бурмистерских палат и ратуш, указ о печатях для местных судебных учреждений, на которых должны были изображаться гербы городов, и т.д. В 1692 году впервые было документально зафиксировано, что эмблемы областей являются одновременно и городскими эмблемами. Царский Указ предписывал в Ярославской приказной избе "быть печати изображением герб Ярославской", а из последовавшего вслед за этим дела "О устроении городу Ярославлю печати по гербу с надписью" видно что за основу была взята эмблема Ярославского княжества, помещенная в Титулярнике.
Потребность в создании городской символики возникла и в связи с реформированием армии. Полки приписанные по губерниям, а внутри губерний по городам, получали наименования по названию губернии или города в котором они были расквартированы. В связи с этим появилась необходимость помещения городского герба на полковом знамени и другой воинской атрибутике, так как вместе с наименованием полк получал от города и его символику.
В 1722 году Петром I была учреждена Герольдмейстерская контора, само появление которой свидетельствует об официальном предоставлении гербу права на существование. В обязанности ее входило создание, в том числе, и городских гербов и контроль за их внедрением на местах. Герольдмейстерская контора создавала специальные гербовники, которых в течение 20 - 30-х годов XVIII века было выпущено несколько. Все бывшие земельные эмблемы использовались при создании новых городских гербов. Их атрибутика учитывала общеевропейские геральдические требования. Но в силу того, что городское реформирование после смерти Петра I замедлилось, гербам, созданным Герольдмейстерской конторой, находило применение в основном военное ведомство. А вот в обиходе, в быту тех городов, земель, символами которых эти гербы являлись, они еще не нашли широкого применения. И лишь в делопроизводстве отдельных городов, например Астрахани и Пскова, использовались печати с изображением городского герба.
Слабое проникновение гербов в обиход городов отчасти было вызвано и недостаточно оперативной работой самой Герольдмейстерской конторы. Геральдика, в общеевропейском понимании, была для России делом новым, неосвоенным и, соответственно, формирование и организация работы такого ведомства как Герольдмейстерская контора были связаны с многочисленными сложностями. Да и политика верховной власти в отношении городов была нестабильной. Указы об использовании гербов в делопроизводстве в губернии, провинции и города отправлялись с запозданием, а то и вообще не отправлялись. Соответственно и процесс их приживания и распространения шел медленно.
Создание городских гербов в середине XVIII века не получило еще массового характера. Хотя в общегосударственной символике городские гербы, в том числе и ростовский, использовались очень активно - на официальных государственных бумагах, чеканах Монетной канцелярии и т.д. Между тем, потребность в городских символах ощущается и в городах. В Герольдмейстерскую контору приходят запросы по поводу их создания, а в некоторых городах, не дожидаясь указов сверху или не получив желаемого результата, гербы создают сами, а контора уже постфактум утверждает их. Так появился герб Костромской провинции, в виде равноконечного креста с трехлопастными концами под короной на клеймах Костромской пробирной палаты или Ряжский герб - в виде княжеской шапки в двух точечных ободках - на печати Ряжской воеводской канцелярии.
Так же вошел во внутригородское употребление и ростовский герб. Впервые он появился на печати Ростовской воеводской канцелярии. Ее канцелярист Петр Андронов купил на ярмарке “у приезжего из других городов продавца” печатный лист, “на котором показана персона государыни императрицы Анны Иоановны и около тое персоны разных городов гербы, в том числе герб города Ростова, в подобие еленя”. Согласно этому изображению в 1743 г. была изготовлена печать с гербом Ростовской воеводской канцелярии, причем провинциальная канцелярия была даже в неведении по поводу этого герба." Интересы обоих учреждений, и местного, и правительственного, совпали и ростовский городской герб до этого момента витавший в основном государственной символике, наконец сел на родную почву, и с этого времени стал полноправным городским гербом. О том, что использование герба вошло в городское делопроизводство не формально свидетельствует и тот факт, что в 1761-1762 гг. на вопрос о наличии городского герба в анкете присланной Шляхетским корпусом из Ростова был прислан положительный ответ.
Екатерина II в  60 - 80-х годах XVIII века проводит активную реформаторскую политику в отношении городов. Акт 1775 года ввел в стране новое административное деление и он же выделил город в самостоятельную административную единицу. В административной, хозяйственной структуре города и даже в его внешнем облике происходят серьезные перемены. Именно в это время появляется понятие "градское общество". Городам даются регулярные планы призванные упорядочить его застройку, а после утверждения в 1785 году "Жалованной грамоты городам Российской империи" широко в городской быт входят гербы. "Городу иметь герб, утвержденный рукою императорского величества и оный герб употреблять во всех городовых делах." Гербы появляются на печатях и официальных бумагах городских учреждений, должностных знаках служащих, на кокардах и пуговицах мундиров чиновников и учащихся. Гербами украшают фасады городских общественных зданий. Герб становится неотъемлемой частью самого понятия "город", и как одно из его составляющих он оседает в сознании каждого горожанина.
В мае 1767 года Екатерина II, путешествуя по Волге, одним из пунктов своего пребывания сделала Кострому. И в ознаменование своего особого благоволения к городу, устроившему ей грандиозный прием, и узнав что "…как город сей, так и его уезд, не имеют никакого герба", императрица пожаловала Костроме герб, рисунок которого должна была сочинить Герольдмейстерская контора. С этого времени в анкетах рассылаемых по городам из Герольдмейстерской конторы в вопросе о наличии герба ("имеет ли город особый герб городской..") делалось добавление: "..когда и кем пожалован".
Естественно, что на таким образом поставленный вопрос следовало ожидать ответа: "пожалованного особливого герба городского сей город не имеет". Сама формулировка вопроса исключала право на существование городских гербов не прошедших процедуры официального пожалования. И вот здесь встает вопрос, насколько оправданным будет рассматривать точкой отсчета жизни герба дату екатерининского "пожалования". Или может быть разумнее будет выбрать указы Петра I об использовании городских гербов в городском делопроизводстве. На наш взгляд, более правильным было бы считать этой точкой момент вхождения герба в городской обиход в 1743 году, когда желание верховной власти и местные потребности совпали и реализовались в виде герба на печати ростовской воеводской канцелярии, через пять десятилетий после указа Петра Великого, санкционировавшего его появление, но за три с половиной десятилетия до указа Екатерины Великой, "пожаловавшей" его городу.
Для жителей Ростова появление оленя на городском гербе, утвержденном Екатериной II 20 июня 1778 года, не было неожиданностью. "Ростовский олень", к этому времени, уже довольно прочно сидел на ростовской земле. Герольдмейстерская контора возглавляемая с 1771 года историком графом Михаилом Михайловичем Щербатовым, при разработке герба города Ростова взяла за основу так называемый “герб старый” сохранив из него серебряного оленя к которому ростовцы отчасти уже привыкли и потому екатерининский герб можно считать этапом формирования облика ростовского герба, а не точкой отсчета его существования. 
В заключение попытаемся дать примерную схему эволюции ростовской эмблематики.
В конце XIV – начале XV вв. на ростовских монетах появляется сюжет, связанный, возможно, с ростовской архиерейской кафедрой. Появление на монетах церковной, а не княжеской символики объясняется тем, что духовная власть была единственным фактором, объединяющим ростовскую землю в единое целое. Как символ ростовских архиереев может толковаться и орел с надписью “печать ростовская” на большой государственной печати Ивана Грозного. Но это изображение могло толковаться и просто как птица, символически обозначая человеческую душу. С возрастанием интереса к человеческой личности, именно эта сторона символа могла выступить на передний план. Этим можно объяснить замену птицы на ростовской эмблеме на оленя, который более однозначно символизировал душу христианина. Появление оленя в виде прапорца над часобитной башней Ростовского кремля могло стать логическим завершением его богословской программы, уделявшей значительное внимание проблеме спасения человеческой души. В дальнейшем олень как символ Ростова естественным образом перетек в официальную светскую эмблематику и стал неотъемлемой частью образа города.
Итак мы имеем три основные даты отмечающие историю становления Ростовского городского герба - 1627-29 г., 1743 г., 1778 г. Соответственно 1998 год фактически для всех этих дат является юбилейным:
-          около 370 лет со дня первого упоминания и изображения ростовского оленя на покровце трона царя Михаила Федоровича;
-          255 лет со дня появления оленя на печати ростовской воеводской канцелярии и фактического признания его в Ростове как городского герба.
-          220 лет со дня утверждения Екатериной II герба "сочиненного" Герольдмейстерской конторой на основе ростовского "герба старого".
Авторы считают, что две последние даты, наиболее важны для истории Ростовского герба.  Они отмечают важные этапы становления “ростовского оленя” именно как символа города, окончательного его утверждения на ростовской почве и начало использования его в качестве непременного элемента во внутригородской обиходе.
Данная статья – это только попытка постановки вопроса о смыслах ростовской эмблематики XIV – XVIII  вв. Мы не ставили перед собой целью как-то однозначно истолковать эти символы, а скорее хотели показать, что истолкование возможно только в рамках христианской символики, которая до сих пор до этого не привлекалась. Работу нельзя считать завершенной. Не истолкованными остаются такие элементы герба, как золотые рога, копыта, ошейник, длинная грива оленя. Да и многие выводы относительно эволюции ростовской эмблематики сделаны предположительно.

1998 г.                                                                               
Д.Б. Ойнас
С.В. Сазонов

Комментарии

Популярные сообщения