"Всевидящее око" Сатинского
Вряд ли найдется на земле костромской более загадочный и таинственный
усадебный комплекс, как по концептуальной идее заложенной хозяином и
строителем в основу его композиции, так и по исполнению, реализованному
неизвестным архитектором.Земли, на которых возникла усадьба Сатинское (Сотинское, Теприн стан Галичского уезда, Кусская волость Кадыевского уезда в конце XVIII века, позднее Кусская волость Макарьевского уезда) были пожалованы в 1620 году Потапу Андреевичу Нелидову за Московское осадное сидение и с тех пор, переходя из поколения в поколение, оставались в роду Нелидовых. Эта ветвь Нелидовых, галичских дворян, писалась прежде Нелидовы-Отрепьевы, но с 1670 года все Нелидовы-Отрепьевы из этого рода получили разрешение писаться просто Нелидовыми, так как Григорий Отрепьев – Лжедмитрий происходил именно из этой ветви Нелидовых.
Правнук Потапа Андреевича, Иван Андреевич, служил обозным в Лейб-гвардии конном полку, дослужился до подполковника и вышел в отставку в 1754 году в чине коллежского секретаря (полковника). Он владел многими усадьбами в Галичском уезде - Богородским, Барским, Боярским, Воскресенским (в нескольких верстах от Сатинского), Вознесенским на Пеме, Каблуковым, Новым, Репищем и многочисленными имениями в Буйском, Макарьевском, Кинешемском и Чухломском уездах. Большая часть этих обширных владений состояла из наследственных вотчин Нелидовых, полученных в результате неоднократных царских пожалований в 17 веке и находившихся в 1689 году во владении деда Ивана Андреевича - галичского городового дворянина Ивана Давидовича. Иван Андреевич владел многими из усадеб совместно со своими ближайшими родственниками - двоюродным братом Иваном Федоровичем, председателем Костромской палаты гражданского суда (1780 – 1786 гг.), а позднее Костромским губернским предводителем дворянства (1794) и детьми последнего Василием Ивановичем, сенатором, обер-прокурором Межевой канцелярии сената (ум. 1810) и Григорием Ивановичем, генерал-майором, костромским губернским предводителем дворянства. Очевидно, после смерти Ивана Андреевича, его родного брата Алексея Андреевича и наследников двоюродного брата Ивана Федоровича родовая вотчина Нелидовых оказалась разделенной. Именно в это время, на рубеже 18 и 19 веков, строятся новые дома и закладываются парки в усадьбе Вознесенское Пемского стан Василием Ивановичем Нелидовым, в усадьбе Вознесенское, принадлежавшей Михаилу Алексеевичу Нелидову и проданной в 1811 году князьям Вяземским, в усадьбе Сотинское - Николаем Ивановичем Нелидовым.
Строитель усадьбы Николай Иванович Нелидов (Большой), сын Ивана Андреевича и Натальи (Настасьи) Илларионовны Ларионовой, родился в 1744 году, а умер после 1815 года. Впервые он упоминается в документах как владелец усадьбы Сотинское Тепринова стана Кусской волости Кадыйского уезда в 1780 году. Сохранившиеся частично межевые книги сельца Сотинского и Никольского погоста в Тепринове свидетельствуют о том, что сельцо Сотинское с пустошами и землями вокруг погоста было по Генеральному межеванию записано за майором Николаем Ивановичем Нелидовым. Следующий раз его имя встречается в документах уже в 1815 году. В этом году он подал прошение о внесении его с женою и детьми в родословные книги по Костромской губернии. К прошению были приложены аттестаты о службе и свидетельство его двоюродного брата премьер-майора Александра Алексеевича Нелидова о том, что оба они точно происходили от одного, описанного выше рода Нелидовых. Из аттестатов, выданных Николаю Ивановичу, и из журналов Костромского дворянского депутатского собрания мы узнаем о его службе. В службу он вступил кадетом в 1757 году в сухопутный шляхетский корпус, в 1760 году получил чин ефрейтора, в 1762 году – сержанта и в этом же году - прапорщика, в 1764 году стал подпоручиком, а в 1767 году был выпущен в армейские полки капитаном. Очевидно, армейская служба его не прельщала, так как в 1768 году он в том же чине капитана (соответственно титулярного советника) определился на службу в Межевую канцелярию. Выбор этот был не случаен, поскольку созданный в 1731 году шляхетский корпус являлся основным поставщиком квалифицированных и хорошо обученных геодезистов и топографов в армию. Начатое в 1754 году межевание российских земель натолкнулось на нехватку специалистов, и в 1756 году почти треть выпускников корпуса были определены на службу в межевую канцелярию, а начатое в 1766 году Генеральное межевание потребовало хорошо обученных чертежников и специалистов для съемки и описи огромных пространств Российской империи. Примерно в это же время начинает службу по Межевой части и троюродный брат Николая Ивановича Василий Иванович Нелидов, который станет впоследствии сенатором и обер-прокурором Межевой канцелярии. То, что братья поддерживали отношения, очевидно. Подавая прошение о внесении в родословные, Николай Иванович указал, что герб рода Нелидовых хранится у детей Василия Ивановича Нелидова, и он имеет возможность получить с него копию. В 1775 году Николай Иванович «за отличные труды» был произведен секунд-майором, а в 1778 году определен в Новгородскую межевую контору третьим членом. Приблизительно в это время он женился на Елизавете Егоровне Плаутиной, дочери Егора Сергеевича Плаутина и княжны Аграфены Козловской. Через год Николай Иванович стал вторым членом в Новгородской межевой канцелярии, а в Костромской межевой канцелярии был записан как владелец усадьбы Сотинское. В 1784 году он получил чин надворного советника и перевелся в Вологодскую межевую канцелярию. Из того немного, что сохранилось о нем и его семье в Костромском архиве, известно, что здесь, в Вологодской губернии, у него было имение, которое позднее наследовали его незамужняя дочь и внучка Олимпиада, дочь младшего сына Сергея.
В 1787 году Николай Иванович вышел в отставку «за болезнями», а в 1802 году был уволен от службы вообще с награждением чином коллежского советника «за добропорядочное и беспорочное продолжение службы». Вероятнее всего именно после отставки Николай Иванович с семьей перебирается в Костромскую губернию, поскольку здесь находилось несколько доставшихся ему по наследству от родителей имений. В эти годы, в конце 18 – начале 19 в.в., он строит в Сотинском новый дом.
Усадебный дом в Сотинском строился, возможно, местными мастерами, так как старожилы до сих пор указывают на место, где находился кирпичный завод. Сохранилось и место, где были выстроены конюшни. По воспоминаниям старожилов в стенах дома при разборке были найдены голубые изразцы ручной работы.
Сегодня, приехав в усадьбу и бросив беглый взгляд, можно решить, что усадебный комплекс не сохранился и что смотреть здесь не на что и делать исследователям парков и усадебного ландшафта нечего. Действительно, на первый взгляд так оно и есть: дом стоит в руинах, из насаждений сохранились лишь единичные, кое-где разбросанные деревья и кустарники. Однако первое впечатление обманчиво, поскольку усадьба имела свою особую композицию и необычный план, который и не предполагал наличие традиционного для этого времени парка.
Террасирование начиналось на расстоянии 50 метров от дома вниз по склону и представляло собой четыре разновеликие террасы, имевшие небольшой уклон в сторону реки. Центральным элементом этой ландшафтной структуры был элемент «Всевидящее око».
Вся эта композиция в основных своих параметрах может быть идентифицирована как план масонской приемной ложи, стены которой призрачны, скрыты от постороннего наблюдателя, не посвященного в сокровенные тайны обрядности вольных каменщиков. К сожалению, прямых документальных свидетельств, указывающих на принадлежность Николая Ивановича Нелидова (Большого) к масонству нам найти не удалось. Такая ситуация вполне объяснима, поскольку речь идет о тайных масонских обществах, в основе существования которых лежало сокрытие внутренних обрядовых и семантических таинств, также как впрочем и сокрытие факта членства и принадлежности к той или иной ложе.
Главные символические знаки масонства изъяснялись посвящаемому во время приема его в ложу, и для большей наглядности обряда начальник расстилал на полу перед новичком ковер, на котором были изображены все символы, заключавшие сокровенный смысл степени. Фактически каждая степень, за редкими исключениями, имела свой ковер. Хотя обычай ковров первоначально и был противен духу и смыслу орденских установлений, безусловно, запрещавших «открытие таинств» пером, кистью, резцом, однако с течением времени ковры сделались достоянием различных систем и степеней, условно изображая идеально устроенную ложу, с богатым и полным инвентарем символических предметов.
«Изображать на ковре «совершенную» ложу было несравненно легче, нежели устроить таковую в действительности, а потому-то ковры, или, как их даже русские масоны называли, «тапии», получили очень широкое распространение. До введения ковров «совершенная» ложа чертилась мелом на полу для каждого собрания, и по окончании его чертеж смывался; некоторые ложи ограничивались символическими предметами, изготовленными из дерева, меди, олова и т.п.; их расставляли в ложе в определенном порядке. Бывали ковры роскошные: по дорогому шелку они расписывались известнейшими художниками-масонами; были и весьма невзрачные, плохо отпечатанные на дешевой клеенке; все зависело от усердия членов ложи, от их щедротолюбия». В данном случае мы имеем в некотором смысле нетрадиционный подход к оформлению ложи. В качестве ковра в Сотинском выступал широкий склоновый партер, который был так же четко зонирован на функциональные участки, необходимые во время осуществления обрядовых действий – работ. Участки были выделены на местности искусственно созданными террасами и возможно закреплялись какими-то иными структурами – дорожками, цветниками, древесными и кустарниковыми насаждениями, к настоящему времени не сохранившимися. Сюда на время обрядовых работ выносились и необходимые символические предметы, а затем убирались вновь. Может показаться странным тот факт, что обычно скрытые от посторонних глаз обряды здесь происходили на открытом воздухе, и, казалось бы, становились общедоступными. Но в данном случае, надо, пожалуй, сделать скидку на географическое расположение усадьбы. В костромской глубинке, в стороне от проезжих дорог, трактов и населенных мест, в собственном достаточно изолированном мирке хозяин мог себе позволить рассчитывать на относительную конфиденциальность.
Как и полагается, «ложа имела форму продолговатого прямоугольника, четыре стороны которого, по словам масонов-главарей, символизировали «всемирность масонства». Отсутствие реальных стен у ложи в Сотинском хорошо согласуется с тезисом, дающим определение ее всеохватывающему влиянию: «Длина ложи от востока до запада, ширина от севера до юга, высота от земли до неба, глубина от поверхности земли до ее центра», - гласит объяснение староанглийских риторов XVIII века; эти же объяснения сохранялись и русскими масонами XIX века. Глядя на столь простой, несложный символический знак, каким был прямоугольник, каменщик всегда невольно вспоминал основную идею чистого масонства – соединить все народы земного шара в одну семью и стереть красочные различия стран и народов». Прямоугольник символически заключал в себе весь Универсум, воплощая также идею мировой гармонии.
Центральная фигура этой ландшафтной композиции – треугольник, образованный переломами первой и второй верхних террас. Первая терраса, глубоко врезаясь в склон, образовывала вершину и соответственно две боковые грани треугольника. Вершина была обращена в сторону дома и соответственно на полдень. Грани, таким образом, смотрели на восток и запад. На второй террасе посредством небольшого прямоугольного выступа была сформирована терраса-основание треугольника, развернутая на полночь. Треугольник – фигура, почитаемая в масонстве как символ божества, всевидящее око, символ главы масонской ложи и знак старшего мастера. В философской системе Пифагора, изучаемой и чтимой масонами, эта фигура ассоциировалась с греческой буквой «дельта», которая из-за ее треугольной формы считалась символом создания космоса.
Аналогичным образом устраивался центр общепринятой масонской ложи. Во внутреннем пространстве треугольника располагалась зала для ритуальных работ. Кроме того, фигура, полученная в результате подрезки грунта в склоне, могла символизировать и два других «светильника учения» - наугольник и циркуль, наложенные друг на друга. Циркуль обозначал солнце, верховное божество, а наугольник - часть земного шара, освещенного солнцем. «В этом пространстве, между циркулем и наугольником и надлежало искать истинных масонов».
В центре треугольника был насыпан земляной холм, вершину которого занимало некое небольшое сооружение. По склонам холма были высажены кусты акации. Продолжая аналогию с известными схемами масонских лож надо сказать, что на вершине насыпи, видимо, располагался жертвенник. Сам холм и акация на нем произрастающая символизировали особо значимую для масонов легенду об убитом великом мастере, строителе Соломонова храма Адонираме, или Хираме Абифе, или Гираме Аби. Адонирам, ученик египетских мудрецов, был убит тремя завистливыми учениками и похоронен в могиле, холмик которой был помечен веткой акации. Ученики обманом или силою пытались выпытать у Адонирама мастерское слово. Но, потерпев неудачу, заговорщики стали избивать его. Один нанес удар молотком, другой киркою. Адонирам, предвидя свою гибель и не желая раскрывать непосвященным мастерское, древнее слово, бросил в колодец золотой треугольник - символ совершенства духа, Божеское начало. На треугольнике было таинственное изображение имени Иеговы. Тогда третий ученик нанес мастеру смертельный удар циркулем.
Все инструменты участников этого печального события стали важнейшими символами масонства, а оно само легло в основу обряда посвящения. Причем посвящаемый выполнял роль Адонирама. Акация, которой убийцы пометили могилу мастера, олицетворяла пережившую смерть, но вновь возродившуюся, расцветшую идею. Символически умерший, согласно масонскому учению, продолжает жить в каждом новом мастере.
На третьей террасе, чуть ниже «треугольника», у концов его основания, во время обследования были обнаружены следы расположения двух парковых обелисков. Можно предполагать, что здесь были столбы, традиционно устанавливавшиеся в ложах и символически служившие им опорами. Так, например это могли быть два столба, две символические медные колонны храма Соломона – «Иахин» (Бог делает прочным) и «Воаз» (в Нем сила), символизировавшие силу и стойкость, жизнь и смерть, добро и зло, главные основы гуманности: справедливость и благожелательность. Кроме того, в ложе, как правило, устанавливали три столба, три символические опоры масонства: столб мудрости, тосканского ордена, изображавший Соломона, - на востоке; столб силы, дорического ордена, - на западе, царя тирского Гирама; и столб красоты, коринфского ордена, - на юге, архитектора Соломонова храма, Гирам-Абифа или Адонирама. Но следов других столбов визуальными средствами обнаружено не было. Для более детального исследования комплекса необходимо использовать археологические методы что, скорее всего, позволило бы выявить и другие планировочные элементы. Но, к сожалению, во время короткого экспедиционного времени серьезные вскрытия земли невозможны и приходится обходиться лишь данными небольших шурфов.
Число нижних террас (3 штуки), поднимающихся алтарю, так же представляется нам не случайным. Три ступени, ведущие к престолу, означают: веру во Христа и надежду на спасение; любовь ко всему человечеству; совершенствование сердца, ума и духа. Эта символическая лестница вела посвящаемого к небу.
Два пруда, расположенные восточнее главного дома, согласно первоначальному плану имели строгие квадратные формы, но в результате неудачной чистки один из них приобрел искаженные очертания. Квадрат - идеальная магическая фигура, принятая во всех семантических системах. Она олицетворяет силы земли, символизирует землю - соразмерный человеку космос, в центре которого находится небесный столб, ось мира. На основе квадрата построены многочисленные храмы, в том числе и храм Соломона. Храмовая символика с ее идеальным центром играет важную роль в мире идей масонства. Храм царя Соломона, начало строительства которого относится к 956 год до н.э., символически воспринимался как идеализированное отражение Земли, а в соответствии со средневековыми традициями строительства храмов как прототип теоретической картины, из которой возникал идеал строительства духовного «храма человечности», «всеохватывающей человеческой любви». Человечество же через храмосозидательную деятельность ассоциировалось с этим храмом. «Причем отдельная личность как «кубический камень» должна быть вмурована («подогнана») в союз строителей». Для масонов все человечество в совокупности ассоциировалось с Храмом, именно человечество и являлось Храмом. А храмосозидательная деятельность велась в душах каждого отдельного человека. Совокупность устремлений людей к Богу, самосовершенствование на этом пути, и являлась совместной храмосозидательной деятельностью. Учитывая эту символику, можно прийти к выводу, что два небольших квадратных пруда, расположенных в восточной части усадебно-парковой композиции, на участке, предназначенном по плану масонской ложи для братьев низших степеней и их работ, могут в масонской символике интерпретироваться как символическое изображение братьев, готовящихся стать элементами идеального храма в честь «всемогущего строителя всего мироздания».
Отметим и некоторую асимметрию всей ландшафтной композиции, что в связи с вышеизложенным вряд ли можно считать случайностью. Ось, проходящая через вершину треугольника, проходит не по центру террас, а с некоторым смещением к западу - таким образом, что соотношение западного и восточного плеча террасы находится в пропорции 3:4, а это, в свою очередь, соотносится с теоремой Пифагора, прочно входящей в символический арсенал масонства.
Не случайным в этой связи можно считать и чрезмерную высоту подвалов в главном доме (ок. 3,5 метров) с гигантскими железными кольцами, вмонтированными в центр сводов каждого из помещений и предназначенными, видимо, для массивных светильников. Надо полагать, что и они могли предназначаться для ритуальных работ.
Сам дом, с двумя прямыми (южными) и двумя скругленными (северными) углами напоминает в плане масонский фартук «запон». Южнее дома располагалась хозяйственная часть комплекса. Здесь и сегодня находится большой хозяйственный пруд. Но, к сожалению, на сегодняшний день все строения двора утрачены, хотя местоположение их можно достаточно уверенно проследить по скоплениям рудеральной растительности и по микрорельефу.
Очевидно, что на средства Нелидовых и в их память (или же незадолго до их смерти ) в селе Тепринове на противоположном берегу речки Теприновки, в 1823 году была выстроена каменная с колокольней церковь. Предположение это подтверждает и тот факт, что приделы во вновь выстроенной церкви были освящены именно в честь патронов строителей усадьбы: придел свт. Николая (Николая Ивановича Большого и его брата Николая Ивановича Меньшого), свт. Василия Великого (не в память ли Василия Ивановича Нелидова?), праведников Захарии и Елизаветы (Елизаветы Егоровны Нелидовой) и Казанской Божьей Матери. Косвенным подтверждением может служить и тот факт, что вновь выстроенная церковь была первоначально освящена именно как Никольская, и только спустя много лет, в 1870-е гг., в клировых ведомостях она начинает писаться как церковь Казанской Божьей Матери. По описанию в церкви хранился и особо почитаемый образ - икона Божьей Матери «Живоносный источник», выписанная по преданиям с Афонской горы, но кем и когда – неизвестно. Церковь была разобрана в 1970-е гг. и в настоящее время сохранилась только колокольня.
Есть еще один любопытный факт, который заставляет вновь вернуться к проблеме принадлежности строителей усадьбы к масонам. На кладбище теприновской церкви, хорошо видимой из окон усадебного дома в Сатинском, были похоронены и соседи Нелидовых по имению, Каратыгины. До сих пор сохранилось надгробие Николая Ивановича Каратыгина в виде раскрытой книги, покоящейся на высоком постаменте-кафедре. На нем сделана надпись: «Здесь погребен Николай Иванович Каратыгин сентября 30 1878 года». Надгробие, напоминающее по форме жертвенный стол, каковой устанавливают в ложах и на них, в качестве одного из светочей учения кладут раскрытую книгу Священного Закона. Насколько тесна связь между символическим комплексом Сатинского и надгробием Каратыгина, более позднего происхождения, и существует ли она вообще - остается только гадать, за неимением документальных свидетельств о принадлежности к масонам и той и другой семьи.
У Николая Ивановича и Елизаветы Егоровны Нелидовых было четверо сыновей и две дочери Мария и Параскева, оставшихся в девицах. Павел, гвардии капитан, был женат на Надежде Андреевне Полозовой; Александр, рано умерший, был женат на Надежде Ивановне Головцыной, вышедшей вторично замуж за сына екатерининского вельможи, петербургского губернатора, Н. И. Рылеева - Александра. Этот брак привел к тому, что наследство Александра Николаевича Нелидова пошло в уплату долгов второго мужа Н. И Головцыной. Ни она, ни ее малолетняя дочь от второго брака с Александром Рылеевым, прокутившим все данное ему отцом состояние, наследства от весьма состоятельного деда Рылеева не получили. Федор Николаевич (род. 1788 г.), ротмистр Уланского полка, служил по отставке коллежским секретарем.
Усадьба же после смерти родителей перешла во владение младшего сына, Сергея Николаевича Нелидова (1799 - 1870). Сергей Николаевич на военной службе был прапорщиком Лейб-гвардии Преображенского полка, а по отставке имел чин губернского секретаря. Он стал последним владельцем Сатинского, который занимался имением. Его жена, Анна Павловна, урожденная Лермонтова, родилась в 1815 году в усадьбе Острожниково - родовой усадьбе Лермонтовых, данной Юрию Лерманту за службу еще в 1621 г. Она была последней дочерью Павла Петровича Лермонтова (1771-1860) и Олимпиады Степановны Борноволоковой, помещицы Макарьевского и Галичского уездов Костромской губернии. Анна Павловна была младше мужа и умерла довольно рано. Год ее смерти не известен, однако в завещании ее отца, составленном в 1848 году, все его дети названы умершими. По описанию 1858 г. Сергей Николаевич Нелидов владел усадьбой Сотинское единолично. Крестьянских дворов и построек при усадьбе не было. Написанная им собственноручно ведомость об имении сохранилась. В ней он указал, что в состав его имения по усадьбе Сотинское входили 7 деревень, 145 крестьян, 30 дворов. Из ведомости ясно, что усадьба Сотинское с дер. Большое и Малое Черново принадлежали ему одному, деревней Шалдово он владел сообща с сестрою девицею Марией Нелидовой, Игнатьево и Олешево - с помещиками Озеровыми, а деревня Дьмница находилась в общем владении его и графини М. В. Адлерберг, дочери В.И. Нелидова. Ему же, Сергею Николаевичу, досталась в наследство и другая древняя родовая усадьба Нелидовых - Барское-Боярское в Быковской волости Галичского уезда. Сергей Николаевич по отставке нигде не служил. Его имя не упоминается ни в документах по дворянским выборам в Макарьевском уезде, ни в списках губернских или уездных чиновников. Сергей Николаевич умер около 1865 года.
Единственная дочь Нелидовых, Олимпиада Сергеевна, в замужестве Постельникова, наследовала за отцом и сестрой отца многочисленные имения в Костромской, Владимирской и Вологодской областях. В апреле 1865 года Олимпиада Сергеевна, жена капитана гвардии Постельникова, подала прошение в Костромское дворянское депутатское собрание о выдаче ей справки о роде Нелидовых для доказательств прав наследства после умершего отца ее Сергея Николаевича Нелидова. Судя по хранившимся в личном фонде Нелидовым описям имущества, она вступила в наследство около 1870 г.
Однако, еще до смерти отца, она получила наследство от родного деда, владельца усадьбы Острожниково Павла Петровича Лермонтова, который, пережив всех детей и большинство внуков, умер 90-летним стариком. В 1860 г., согласно завещанию, все его имения достались двум живым к тому времени внучкам: Олимпиаде Джаджамовой и Олимпиаде Постельниковой. История последней владелицы Сотинского была довольно трагична и, вероятно, хорошо известна многим в свое время, так как и спустя тридцать с лишним лет о ней ходили рассказы. Она интересна и тем, что весьма типична и являет собой один из реальных вариантов чеховского «Вишневого сада». Это история о том, как древнее родовое имение Нелидовых, в котором они жили с 16 века, попадает в руки сына дьячка, о том, как к концу жизни в руках его семьи оказывается несколько старинных родовых усадеб, множество лесов, земли и дома.
В. Магнитский, обследовавший дворянские усадьбы Галичского уезда в 1918 году, слышал от очевидцев много рассказов. Вот что он записал в своем отчете для Костромского научного общества по изучению местного края при посещении галичской усадьбы Гущино: «Усадьба Гущино принадлежала А.В. Постникову, уроженцу села Николы Мокрого, сыну дьячка. Он сделал карьеру, окончив только, как выражаются, «Галичскую академию» (Галичское духовное училище - авт.). Пробыв с год учителем в Рылееве, он перешел к помещику Воронову, страховому агенту, в качестве его письмоводителя или помощника. Сестра Воронова, владелица усадьбы Игнатове, просила брата порекомендовать ей надежного человека для управления ее делами или конторщика. Между делами было «отправление дилижансов». И вот, мы сами видели Постникова «рядчиком».
В этом чине он оставался недолго, уступив его другому специалисту по кучерской части... Теперь Постников - управляющий Игнатовкой. В той же Игнатовке, у той же Апуриной (Вороновой), женщины физически здоровой и веселой, живет дворянка Постельникова, на положении призреваемой или опекаемой. Эта девица - припадочная, но колоссально богатая. Любимым ее развлечением было раскладывать свои драгоценности, хранившиеся в ее шкатулке. В одно из таких развлечений с Постельниковой случился припадок, и разложенные ценности исчезли. Исчезла и сама обладательница их. Сначала ее возили по русским психиатрическим заведениям. Здесь в приеме везде отказали. И она очутилась в Италии. А у А.В. Постникова оказалась усадьба Гущино, за которую было заплачено 10 тысяч рублей, от самого ли, или от наследников какого-то Писемского, родственника Алексею Феофилактовичу, известному чухломичу, писателю-романисту. Постников уже женат на племяннице Апуриной, получившей музыкальное образование в консерватории.
Прошло три года, и вдруг Постельникова обнаруживается. Высокопоставленное русское лицо обнаружило ее в одной из психиатрических больниц Италии. Началось дело, Апурина скоропостижно скончалась. А Постников остался свободным хозяином Гущина и занялся округлением границ. Теперь скупаются обрезки, число десятин в усадьбе доходит в последнее время до 2000. »
Исключая небольшие неточности, рассказ В. К. Магнитского оказывается правдивым. Он подтверждается сохранившимися документами из архива Нелидовых и личного архива Постниковых. Олимпиада Сергеевна, согласно рассказу Магнитского, проживала у дворянки Надежды Сергеевны Апуриной, урожденной Вороновой. Сохранилось документы о том, что О.С. Постельникова 14 сентября 1875 года дала доверенность на управление всеми своими имениями Н.С. Апуриной, при чем доверенность эта «была явлена у костромского нотариуса Постникова». А следующая доверенность, данная О. С. Постельниковой на имя Апуриной, была отправлена уже через Русское консульство в Венеции и заверена 5 ноября 1876 г. подписями представителя Апелляционного суда в Милане Г. Сигеле и русским консулом в Венеции М. Бакуниным. В январе 1877 г. по этой доверенности у галичского нотариуса Верховского было «сделано передоверие писцу 3 разряда А.В. Постникову». В том же 1876 году бывший опекун над имением Нелидова Шипов представил отчет по имению, приходно-расходные книги и, очевидно, «сдал дела».
В доверенности, заверенной русским консульством и судом в Милане, речь, в частности, шла о макарьевском имении Постельниковой, которое досталось ей в наследство от отца: «В дополнение к данной мною Вам доверенности... где ошибочно пропущен Макарьевский уезд Костромской губернии, в котором я также имею недвижимое имение, а равно и в других уездах, если по документам окажется, настоящею доверенностью» предоставляю Вам право управления по Макарьевскому имению..» Речь шла об усадьбе Сатинское, как ее к тому времени стали писать, и прилегающих к ней сельскохозяйственных угодьях, при чем оказалось, что на имении был долг, и оно состояло в Опекунском совете.
Интересен и тот факт, что в эти же годы (в 1871 г.) русский консул в Италии находит в г. Монце (к северу от Милана) в лечебнице для душевнобольных другого костромича - известного мореплавателя и исследователя Сахалина, сподвижника адмирала Г. И. Невельского - Н.К. Бошняка, за которого не вносится плата за содержание. В последующие годы русский посол в Италии добивается того, чтобы через русское консульство поступала в лечебницу пожизненная пенсия Бошняка, что и происходит вплоть до смерти Бошняка в конце 1899 года. Не потому ли была найдена в Милане и О.С. Постельникова, что за нее не платились деньги? В этой истории больше вопросов, чем ответов. Мы знаем, что, по крайней мере, еще в 1877 году был жив муж О. С. Постельниковой, поскольку все документа она подписывала как жена полковника Постельникова. По некоторым сведениям он имел позднее чин генерал-майора, но ни в одном документе О.С. Постельникова не названа вдовой. Известно, и то, что были живы многочисленные родственники ее отца - Нелидовы, и некоторые из них занимали не последнее положение в столицах, но управлял имением от имени дворянки Апуриной писец 3 разряда, ставший почетным гражданином, А. В. Постников.
В 1880-е годы небогатая прежде Апурина гасит долги за усадьбу Игнатовка, действительно содержит контору дилижансов «Тройка», покупает недвижимость. Так, незадолго до смерти она в 1884 г. купила у вдовы подпоручика Пелагеи Карповны Барыковой часть пустоши Готовцево - бывшей родовой усадьбы Готовцевых, которая позднее принадлежала Чалеевым и Барыковым.
Постников был женат на племяннице Апуриной - Александре Сергеевне Вороновой. Он вел все дела по управлению имением Апуриной. Он же управлял и имением ее сестры - Марии Сергеевны в замужестве Углечаниновой и, наконец, вел все дела Олимпиады Сергеевны Постельниковой-Нелидовой и ее двоюродной сестры Олимпиады Степановны Кузьминой-Джаджамовой. Сохранились квитанции, счета по управлению имениями и доверенности на управление имениями. После смерти Апуриной ее имение Игнатово, доставшееся Постникову от нее по духовному завещанию, было подарено им в 1892 году жене - родной племяннице умершей. В это время к нему в руки с торгов попали многие дворянские усадьбы - уже упоминавшееся Гущино Писемских, Середниково Больсуновых и др. Часто усадьбы попадали к нему вместе с архивами и библиотеками, часть из которых он, вероятно за ненадобностью, пожертвовал в Костромскую губернскую архивную комиссию. Часть архива и библиотеки поступила позднее в Костромское научное общество, ядром их были архивы и библиотеки Вороновых, Апуриных, Нелидовых и Больсуновых - старинные издания юридического и морского содержания, учебники, иностранные словари, свод законов и судебные уставы, периодические издания прошлых лет. Сам Постников, по словам Магнитского, не любил читать, он приобретал книги как случайный товар и преимущественно в старых усадьбах.
Многочисленные приобретенные имения А.В. Постников оформлял на жену и детей. После его смерти, последовавшей незадолго до революции, всеми делами управляли его жена и сын. По словам Магнитского, «их постигла трагическая участь. Они были убиты весной 1918 года в числе 10 человек последними. Это было в канун Вознесенья. Подробности убийства, судьба убийц, случаи из жизни Постникова - особая тема».
Что же стало с усадьбой Сатинское, и какова была участь его владелицы? Известно, что доверенность на управление имением выдавалась Апуриной вплоть до ее смерти (ок. 1885 г.). В делах Костромского дворянского депутатского собрания сохранилась справка, датированная ноябрем 1886 года и отправленная неизвестному адресату в феврале 1887 года о том, что « Олимпиада Сергеевна Постельникова, рожденная Нелидова, по имеющимся сведениям находится за границей во Франции, в г. Орлеана, а принадлежащее ей имение по случаю ее отсутствия состоит в ведении Галичской дворянской опеки, сама она в дворянскую родословную книгу Костромской губернии не внесена, а в какой именно губернии она записана сведений не имеется». Согласно описанию теприновского прихода, в 1895 году в усадьбе Сатинское было 8 крестьянских дворовых, в которых проживали 20 крестьян мужского и 20 женского пола и 1 мещанин. Как мы помним, в описании, сделанном пред реформой 1861 года, С.Н. Нелидов указал, что на территории усадьбы не было ни одного крестьянского двора. Дворян, проживающих в усадьбе, клировая ведомость не зарегистрировала. Вероятнее всего, Олимпиада Сергеевна Постельникова умерла в доме для душевнобольных в Орлеане после 1907года, когда ее имя упоминается последний раз в деле «о разграничении владений между А. С. Постниковой, женой А.В. Постников, и О. С. Постельниковой ».
По описанию 1908 года в усадьбе Сатинское Кусской волости находились усадьба, школа, 14 дворов и проживало 42 души.
Уже упоминавшийся нами В.К. Магнитский сообщал также некоторые сведения и о другом имении С.Н. Нелидова и его дочери О. С. Постельниковой - о Барском: «От Барского же, как от усадьбы, сохранилась одна роща. Я лично знал последних представительниц Лыскова и Барского А.П. Беляеву и А.И. Нелидову. Они доживали в Галиче свой век на оставшиеся у них деньги безбедно. Первая жила в узком кругу знакомых, последняя, не ограничиваясь ими, еще и в клубе, будучи его членом - единственная из женского пола и постоянная его посетительница. Она постоянно проигрывала, но не проигралась. Никаких умственных интересов они не знали, и библиотек нигде у них не имелось и не осталось».
Это сообщение проливает некоторый свет и на последние годы существования усадьбы в Сатинском. А. И. Нелидова, о которой речь - это Анна Ивановна Нелидова. Она была родственницей С.Н. Нелидова, дочерью Ивана Николаевича и соответственно внучкой Николая Ивановича Меньшого - родного брата строителя усадьбы в Сатинском Николая Ивановича Большого. Возможно, что ей или ее родственникам досталось в наследство и Сатинское. И не было ли оно также продано и проиграно в карты? По странной случайности местные жители в Сатинском рассказывают какую-то якобы слышанную ими историю о том, что имение это некто Пушкин проиграл в карты некоему Каратыгину. На вопрос, какой же Пушкин, следовал ответ: «Ну, Александр Сергеевич, наверное, конечно». Самое интересное в этом рассказе то, что ближайшими соседями Нелидовых по имению действительно были дворяне Каратыгины, жившие в километре от Сатинского в усадьбе Шолохово.
После революции в усадебном доме в Сатинском располагались квартиры, а в годы войны - детский дом для блокадных детей из Ленинграда. Детский дом был закрыт в 1972 году. С тех пор здание пустует и активно разбирается на кирпич, особенно последние 5 лет. Наиболее сильно от активности местного населения пострадал южный фасад.
Ойнас Д.Б., Йенсен Т.В., Кондратьева И.Ю., Сорокин А.И.
//Костромская усадьба. Кострома. 2006
Комментарии
Отправить комментарий