Усадьба Борщевка



 Один из самых крупных и интересных усадебных комплексов бывшей Костромской губернии усадьба Борщевка теперь расположена на территории Ивановской области в Вичугском районе. Расположенная в 18 км от живописного Плеса, на таком же расстоянии, но только вверх по Волге – от Кинешмы, в 70 км от Костромы, стоит как бы на полуострове – с севера омывается Волгой, с юго-востока – Сунжей. Она окружена ореолом таинственности, облекаемым местными жителями в форму легенд о привидениях, кладах, таинственных происшествиях. Расположенные в окрестностях многочисленные памятники археологии – курганы, городища; густые леса, прилегающие к землям села, почти не освоенные человеком лишь усиливают ощущение необычного. Ощущение тайны, присутствие чего-то таинственного испытываешь все время, пока находишься здесь. Даже сейчас, когда все многочисленные постройки усадьбы ушли в прошлое, главный дом лежит в руинах, а парк с каждым годом все больше израстается и редеет, все равно здесь не оставляет тебя чувство причастности к прошлому.
В сборнике Костромской ученой архивной комиссии опубликован материал о памятниках древности Нерехтского уезда. В нем, в частности, рассказывается, что между селом Борщевкой и деревней Никулино «существовали некогда старинные могилы». Причем крестьяне прекрасно знали о них и, несмотря на малоземелье, долгое время не решались не только распахивать эти земли, но даже рубить здесь деревья. К концу XIX в. большая часть земли все-таки была распахана. Нетронутым остался лишь небольшой клочок заросший кустарником. Жители Борщевки и других сел уверяли ученых, что еще не так давно здесь довольно часто встречалось много могильных камней. По преданию, в этом месте происходили битвы русских с татарами, и в народе оно называлось «Могильцы».
По преданию в этих местах бывал святой Тихон Луховской и даже некоторое время жил здесь. Во всяком случае, старожилы упорно показывают место, где находилась его землянка в Кисловском овраге в нескольких километрах от Борщевки. Овраг этот был знаменит уже в древности своими преданиями и размерами. Только в жерле его величина достигает нескольких сот метров, а, далее уходя в дремучие алабужские леса, он ветвится, разрастается, пытаясь видимо, подчинить своей власти все участки этой непроходимой чащи. Пристанище для беглых солдат-дезертиров, обиталище разбойничьих шаек, это лишь часть его легендарного прошлого. Еще каких-то восемь-девять веков назад здесь кипела жизнь. Поблизости от оврага располагался мерянский городок, с которым предания связывают легендарный град Чувиль, разоренный войсками Батыя зимой 1238 года. Чувилька – птичка, пташка в трактовке В. Даля. Чувиль – царство птиц, царство душ предков. И правда, такого скопления курганных захоронений в окрестностях, вряд ли можно наблюдать где-то еще.
Вблизи усадьбы показывают место обитания знаменитого разбойника Ивана Фадеича, его разбойничье становище на берегу Унжи, недалеко от впадения ее в Волгу. По преданиям этот разбойник не грабил крестьян, а грабил только богатых и делился награбленным с обездоленными, за что был уважаем среди простого народа почему и прозывался уважительно Иваном  Фадеичем. Многие укрывали его от преследования властей. На протяжении многих лет он, со своей ватагой, был грозой и ужасом проезжих. Но, наконец, был здесь изловлен и сослан в Сибирь.
Ныне существующая усадьба возникла в XVIII веке, когда же появилось село с таким же названием – неизвестно. С XVII века Борщевка являлась поместьем князей Козловских, потомков Смоленских князей, утративших свои уделы и волости еще в XV веке, перейдя на службу к Московским князьям. Московский Великий князь Симеон Гордый, выбрал себе в жены одну из княжон Козловских, правда этот брак был впоследствии расторгнут, о чем указано в истории князей Козловских. В начале XVII века в период борьбы России с польско-литовскими захватчиками князь Василий Андреевич Козловский собрал дружину и вместе с братьями Петром, Федором и Иваном в городе Романове и в 1611 году освободили от бродячих шаек Верхнее Поволжье. В 1612 году они в составе ополчения Минина и Пожарского участвовали в освобождении Москвы. Видимо за ратные подвиги князьям Козловским и была пожалована Борщевка. собрал в 1611 г. в городе Романове войско и двинул его против поляков, очистив берега Волги.
Первое письменное упоминание о ней известное на сегодняшний день относится именно к началу XVII века. По дозорным книгам Воина Вощенова 1620 года упоминается селение Борщевка, разделенное на две половины, одна из которых принадлежала Афанасию Григорьевичу Козловскому, а другая числится за  Федором Ивановичем Чичаговым. В половине Борщевки принадлежавшей Козловскому в этом году имелось три людских двора, то есть, так называемых «задворных» людей, которые поименованы были: Артюшка Ермолаев, Рудачка Гаврилов и Ивашко Семенов, затем 4 крестьянских двора, в них жили Абрамко Дорофеев, Карпунько Дорофеев, Васька Григорьев и Антипка Григорьев и один бобыльский двор, в котором жил Гаврилко Яковлев, бобыль. Кроме того, там стоял двор помещиков. В 1641 году Ф.И. Чичагов променял свою часть Борщевки князю Андрею Афонасьевичу и его брату Григорию Афонасьевичу. И в 1646 году оно также числится за ними: «За стольником за кн. Григорьем да за кн. Ондреем княж Офонасьевыми дт. Козловского в поместье село Борщевка на р. Волге». Но проживают они, по всей видимости в другом свое костромском имении, селе Заморье. С Григорием Афонасьевичем связан один из любопытнейших и курьезных фактов русской истории, последний, как полагают, случай местничества, подведший черту под этой средневековой традицией. «В 1691 году 15 апреля велено быть у стола Патриарха Адриана боярам Льву Кирилловичу Нарышкину, князю Григорию Афанасьевичу Козловскому, окольничему Федору Тимофеевичу Зыкову, думному дьяку Емельяну Игнатьевичу Украинцеву. Князю Козловскому по каким-то местническим счетам показалось неприличным ехать на этот обед к Патриарху и потому он отказался ехать за болезнью; но во дворце, около царя знали, вероятно, причину отказа Козловского и посылают ему сказать, что если он болен, то бы ехал непременно в колымаге. Не поехал и тут Козловский. Ему велят сказать, что если он не поедет в колымаге, его привезут во дворец насильно на телеге. Козловский и после этой угрозы не поехал. Его привезли насильно в телеге к Красному Крыльцу; он не хотел выходить из телеги и его насильно отнесли в Крестовую Патриаршую Палату и посадили за стол. Козловский нарочно лег на пол и долго лежал. Тогда велено его посадить за стол невольно; но Козловский не сидел за столом, а все валился на бок и тогда приказали разрядным подъячим держать его. После обеда на площади у Красного Крыльца объявили Козловскому указ, что «за его ослушание отнимается у него честь и боярство и записывается он с городом Серпейском, чтобы на то смотря и иным впредь так делать было не выгодно».
В 1683 году по царской жалованной грамоте Царей Иоанна и Петра Алексеевичей Борщевка пожалована стольнику и воеводе князю Андрею Афонасьевичу, за его воинские доблести в войнах с Турецким султаном и Крымским ханом и с этого года она является наследственной вотчиной князей Козловских. После смерти Андрея Афонасьевича многочисленные имения разделили его сыновья Борис и Марк Андреевичи. Борщевка досталась Борису Андреевичу. В 1709 голу, как видно из переписной книги Нерехтского стана Костромского уезда, сельцом Борщевкой владел князь Борис Андреевич Козловский. В сельце Борщевка жили «во дворе (…) скотник Антон Герасимов сорока пяти лет, Яким сорока лет, у Якима брат Савелей тридцати лет, Сергеевы дети да крестьяне». В это время дворов крестьянских в Борщевке было десять. Но при сыновьях Бориса Андреевича Иване и Семене Борщевка вновь делится на две части. Об Иване Борисовиче известно, что он в 1726 году служил поручиком, а о Семене Борисовиче, что он в 1731 году являлся капитаном Троицкого пехотного полка. Позже половина Борщевки принадлежащая Семену достается его дочери Настасье, а вторая половина детям Ивана Борисовича Николаю и Петру. По выходе Настасьи Семеновны замуж за генерал-аншефа Александра Ильича Бибикова, эта половина остается за Бибиковыми, а позже, в качестве приданого переходит к внуку Настасьи Семеновны, Александру Ивановичу Рибопьер. Эта часть Борщевки получает название Стрелка из-за близкого своего положения к месту впадения реки Сунжи в Волгу. А по построенному здесь Петропавловскому храму она получает второе название и именуется «Стрелка Петропавловское тож». С этим названием населенный пункт существует и по сей день.
В 1730-40-х годах усадьбой владеет Иван Борисович Козловский. Именно при нем Борщевка претерпевает значительные преобразования. Как сообщается в костромской отказной книге 18 мая 1739 года он «бил челом о построении вместо ветхой церкви в своей вотчине в сельце Борщевке вновь теплую каменную церковь Владимирской Пресвятой Богородицы». И просил о переносе строительства ее с прежнего места ее расположения на новое в само сельцо. Формальная просьба о переносе церкви на новое место объясняется им целью «охранения от вешних вод и воровских людей». Но в реальности это был один из первых шагов по формированию единого комплекса новой усадьбы.
С.М.Прокудин-Горский Борщевка церковь 1910
Таким образом, в 1743-44 году была закончена постройка каменной церкви. Богородицкая церковь принадлежит к редкому  типу храмов «тетраконх» возникшему на рубеже XVII-XVIII веков. На что указывают объемно-пространственные структурные особенности, прочитываемые в ее руинах. «К его основному объему, перекрытому куполом, с четырех сторон примыкали пониженные полуциркульные конхи, а с запада возвышалась небольшая двухъярусная колокольня. В скромном фасадном декоре отчетливо проступали запоздалые черты петровского барокко: чередующиеся широкие лопатки и тонкие полуколонки, оконные наличники, напоминающие древнерусские порталы, пилястры с разреженным рустом на углах колокольни». Соответственно, при строительстве храма его создатель не руководствовался требованиями моды того времени, но возвел небольшую и изящную усадебную церковь.
На сколько можно судить по планам Генерального межевания 1770-х годов в усадьбе Козловских уже было сформировано основное ядро нового ансамбля. Следовательно, закладку нового комплекса в Борщевке, видимо следует отнести к первой половине-середине XVIII века. И хотя от этого периода в структуре усадьбы сохранились лишь незначительные фрагменты, но некоторое представление о первоначальном его виде мы все же можем получить. Усадьба в селе Стрелка, в отличие от соседней Борщевки, не имела серьезного последующего развития. На протяжении всего периода существования здесь сохранялись деревянные господский дом и церковь святых апостолов Петра и Павла, и небольшой сад. Одну усадьбу от другой, отделял лишь небольшой Безымянный овраг, они фактически сливались в единый комплекс и нужды в формировании новых структур в Стрелке не было.
Усадьба в князей Козловских Борщевка была построена на высоком правом берегу реки Волги. Широкая береговая терраса ограничена с запада и востока оврагами. В центре ее был построен главный усадебный дом. Перед его северным фасадом пространство террасы было разбито на ряд прямоугольных липовых боскетов. Дом являлся центром композиции всего комплекса усадьбы.
Дата постройки главного дома нам не известна. Но в результате обследования в его архитектуре были прослежены элементы русского барокко, скрытые поздними перестройками. И хотя материалы Генерального межевания говорят нам о том, что в  1770-х годах в усадьбе «церковь во имя Владимирския Пресвятыя Богородицы и господский дом деревянные», постройку главного дома в камне можно отнести к 30-40 гг. XVIII века. Во-первых, документально известно, что храм Владимирской Богородицы был возведен в 1744 году. Уже этот факт вступает в противоречие с данными Генерального межевания. Во-вторых, размеры кирпича использованного при строительстве главного дома соответствуют размерам кирпича, из которого была сложена Владимирская церковь. В-третьих, объемно-планировочной структуре дома, элементы утраченного барочного архитектурного убранства его фасадов обнаруженные под штукатуркой, свидетельствуют о более раннем, чем принято считать, происхождении. Надо полагать, что главный дом в камне строился приблизительно в те же годы что и Владимирская церковь, в рамках единой концепции развития комплекса. Это был приземистый двухэтажный объем с двумя небольшими фланговыми ризалитами по южному фасаду. Три арочных проема первого этажа… Над оконными проемами навершия лучковые и треугольные. Со стороны дворового фасада терраса на кирпичных столбах.
Вслед за постройкой основных строений усадьбы, уже видимо в 1750-х годах, разбивают обширный парк. От дома на север, в сторону реки Волги был сформирован широкий (по ширине дома) партер начинавшийся от северного фасада главного дома и доходивший до кромки склона, затем спускался по довольно крутому перепаду рельефа в долинную часть. На верхней придомовой террасе, справа и слева от партера, пространство было рассечено прямоугольными боскетами выполненными из липы. Далее склон обрывался довольно круто. Здесь, перепад высот составлял порядка 3-4 метров. Таким образом, партер начинавшийся от дома и спускавшийся по склону к Волге в этом месте переламывался, делился на две части – придомовую и склоновую. В придомовой части, видимо, были разбиты цветники. В первоначальный период они, надо полагать, имели барочный узор – разрезной партер - т.н. «бродери». Такой ландшафтный прием характерен для периода барокко. Кромка террасы, видимо, была оформлена балюстрадой, а в центральной части, видимо, расположились лестницы, связывавшие две части партера и соответственно верхнюю и нижнюю части парка. При постройке дома, видимо был сохранен росший здесь дуб. Во всяком случае, это дерево по возрасту значительно превосходит все имеющиеся в парке насаждения и сами постройки усадьбы. Надо полагать, что даже если дуб и был высажен при разбивке парка, то уже крупномером, в возрасте 40-50 лет. В окрестных деревнях бытует предание, что когда в 1767 году в Борщевку к А.И. Бибикову приехала Екатерина II, этот дуб уже был старым. Императрица, посетив усадьбу Козловских, заметила это. И якобы, следуя народному поверью, решила предсказать свою судьбу, используя магические свойства этого дерева. Затем она подошла лицом к дубу, сняла с ноги высокомонаршую туфельку и перебросила ее через плечо. На сколько шагов дерево отпустило туфельку отлететь, столько якобы и жить осталось на белом свете. И будто бы количество выпавших шагов абсолютно совпало с последующим сроком жизни Императрицы. Но Екатерина II вроде бы осталась довольна суммой выпавших лет. А на дубе, говорят, довольно долго виднелась цифра 30 якобы вырезанная рукою самого хозяина усадьбы. Екатерина II действительно умерла на тридцатый год жизни после посещения Борщевки 6 ноября 1796 года.
Нижняя часть парка представляла собой свободные рощи располагавшиеся на перепадах рельефа по обе стороны от партера. Сюда был устроен еще один спуск, по подрезке склона оврага с востока ограничивавшего террасу на которой располагалась усадьба. Спуск начинался в дворовой части комплекса и, проходя по оврагу, спускаясь вниз, плавно перетекал в широкую липовую аллею, которая отсекала нижнюю часть парка с севера, со стороны реки Волги. За ней начинались обширные долинные луга. Ширина спуска и аллеи в 2 сажени (около 4,5 метров), надо полагать не случайна. Видимо по ним предусматривалась возможность конных прогулок верхом и в экипажах. Это был парадный въезд в усадьбу со стороны реки. Приезжающие по Волге в усадьбу гости, выходя на берег, пересаживались в приготовленные для них экипажи и подъезжали к дому, в объятия гостеприимных хозяев торжественно и с комфортом.
Парадный двор располагался перед южным фасадом главного дома. С юга к нему подводила протяженная въездная липовая аллея – «пришпект». Пройдя по полям прилегающим к усадьбе, «пришпект» рассекал верхний парк и подводил к парадному двору и далее к главному дому. Здесь располагался основной комплекс построек усадьбы покоем развернутый на юг. С восточной стороны, у кромки оврага Безымянного были выстроены церковь и дом священника. Территория при них была обнесена оградой. И кроме того отделена от главного дома небольшим отвершком оврага Безымянного. По западной стороне двора располагался комплекс служебных и хозяйственных строений, утраченных в настоящее время. Чуть далее на запад располагались крестьянские строения села.
Подъездная дорога, дойдя до главного дома, заканчивалась перед его входным ризалитом. Здесь, повернув на запад, она подводила к конюшням, а на восток выходила на широкую выровненную площадку у кромки оврага. Эта площадка полукругом была обсажена липами, а на ней располагался некий парковый павильон. Прямо перед домом, был сформирован небольшой партер. Он состоял из двух прямоугольных пониженных участков обрамленных небольшими земляными бордюрами. Это так называемые «буленгрины», характерные для периода барокко парковые элементы. Со стороны восточного фасада главного дома была высажена акациевая аллея сложной конфигурации, сформированная в виде зеленого тоннеля на арке-перголе. Эта парковая затея, являясь продолжением одной из аллей боскетов северной части парка, в то же время осуществляла роль своеобразной кулисы, частично отсекавшей свободный обзор площадки с павильоном со стороны дома.
Верхний парк представлял собой сеть прямоугольных боскетов одной из продольных аллей которого стала и подъездная дорога. Любопытно, что планировочная ось верхнего парка не совпадает с осью всей остальной части комплекса и несколько отклоняется от нее в западном направлении. В этом, скорее всего, следует усматривать влияние романтизма, барокко в эти годы начинает постепенно сдавать свои позиции. Аллеи, рассекающие эту часть парка поперек, с западной стороны выходят в поля, к хозяйственной объездной дороге, к крестьянским дворам, а на востоке, перебежав по небольшим мостикам ручей бегущий в овраге, выводили к соседней усадьбе Борщевке-Стрелке. Таким образом, они связывали в единый комплекс две усадьбы и являлись средствами коммуникации для живущих в этих населенных пунктах.
Нельзя не сказать о таком интересном и романтическом элементе комплекса, расположенном западнее главного дома, у границы усадьбы – как древнее мерянское городище, занимавшее небольшой мыс между двумя неглубокими оврагами. Городище удалось обнаружить в процессе обследования комплекса усадьбы в 1993 году. На удивление оказалось, что оно до сих пор не выявлено и не попало в свод памятников археологии. К сожалению, вал частично нарушен позднейшими сельскими постройками – магазином и каким-то хранилищем. Включение подобных элементов в комплекс усадьбы, прием характерный как для барокко, так и для романтизма. На городище явно была устроена видовая площадка. Его кромка была обсажена цветочными кустарниками – розой, сиренью, акацией и другими. С городища открывался перспективный вид на  широкий простор реки Волги, а устроенный вниз по склону каскад прудов связывал ее в единую цепь водоемов, как бы превращая во внутренний водоем, включенный в усадебное пространство.
Два пруда каскада были сформированы вдоль русла небольшого ручейка посредством насыпки дамб на перепадах рельефа. По высоте и объему земляных работ эти валы-дамбы не уступали, а даже и превосходили валы-укрепления возвышающегося над ними городища. К прудам, с верхней части парка, по днищу оврага, была проложена прогулочная дорожка. Оба пруда имели довольно большую площадь поверхности водного зеркала – более 1500 квадратных метров каждый. Береговые укрепляющие конструкции у обоих прудов были выполнены в виде деревянного обруба из дубовых плах, скрепленных между собой в шпильку. Размещение водоемов в усадьбах подобным образом, когда плавая на лодке по одному из них, спокойному, контролируемому, упорядоченному, можно было созерцать нижележащий более обширный естественный, непредсказуемый и представлять себя в его бурных водах, прием характерный для барокко, хотя и не вышедший из употребления и в последующий период.
На нижнем пруду каскада, в этот же период, на сколько можно судить по материалам шурфовки участка, было выстроено сравнительно небольшое по площади сооружение (8 х 5 м), предположительно баня-купальня.
Таким образом, Козловским И.Б. был сформирован довольно большой по площади и интересный по планировке комплекс.
От Ивана Борисовича Козловского Борщевка в середине XVIII века переходит к его сыну Николаю. Николай Иванович был женат на Елене Федоровне Нащекиной, двоюродной сестре Василия Александровича Нащокина, владельца усадьбы Шишкино (Судиславский район Костромской области). Н.И. Козловский, в службе кондуктор, а потом, в 1749 году, подпоручик корпуса инженеров. Он так же предпринимает ряд шагов по благоустройству усадьбы начатому его отцом. При нем получает дальнейшее развитие парк, приобретая некоторые пейзажные черты, которые входят в моду в период царствования Екатерины II. Возможно, именно к приезду Государыни он предпринимает ряд мероприятий по обустройству парка в Борщевке на английский манер.
Так, частично нарушается строгая регулярность боскетов перед северным фасадом дома за счет введения дополнительных и искривления трассировок некоторых существующих аллей. Внутри боскетов высаживается в свободной посадке, одиночно и в группах липа мелколистная. Сразу за партером, с южной стороны дома, был высажен плодовый садик – «личный рай». Который в свою очередь закрыл свободный обзор дома с подъездной аллеи. Лишь подъехав к дому почти вплотную можно было увидеть его целиком. Вся склоновая часть оврага Безымянного, а так же северо-восточная часть склона к Волге покрывается сетью псевдосвободных дорожек перетекающих с одного уступа на другой. На одном из уступов северо-восточного склона был выкопан небольшой камерный прудик, в близи которого сформировали посредством кольцевой посадки липы мелколистной зеленую беседку – «зеленую залу». Здесь же, бьющий из склона ключик был заключен в сруб и превращен в еще один романтический элемент этой части парка. Журчание ручейка вытекающего из него сопровождало отдыхающего все время его нахождения в зеленой беседке. Кроме того, вокруг прудика, при помощи цветочных кустарников была образована целая сеть свободных перетекающих полян. Эта сеть полян распространилась по всей склоновой части парка. Многочисленные живые и искусственные беседки и павильоны наполнили парк в разных приличных для того местах. Переплетающиеся дорожки и аллеи проходя ярусами по террасам оврага, взбегая по его отвершкам в верхнюю часть парка, переходят по небольшим мостикам на противоположную его сторону, связывая, таким образом, усадьбу Козловских с усадьбой Бибиковых. Все дорожки парка мостятся щебнем и кирпичной крошкой, трамбуются и оканавливаются. Таким образом, их поверхность становится сухой и настолько плотной, что по ним можно гулять даже после дождя, фактически не запачкав обуви.
Владелец соседней усадьбы – Борщевки-Стрелки, Александр Ильич Бибиков родился 30 мая 1729 года. Получил прекрасное домашнее образование, знал несколько иностранных языков. В 1746 году получил чин инженер-прапорщика. Участвовал в перестройке Кронштадтской крепости. В двадцатидвухлетнем возрасте он женился на Анастасии Семеновне Козловской (1729-1806). Как вспоминал впоследствии об отце Александр Александрович  Бибиков: «Родитель его, желая еще более придать сыну своему степенности и утвердить в настоящем добром поведении, в 1751 году женил его на единственной дочери друга своего полковника князя Козловского, хотя Александр Ильич вступил в сей брак единственно покорствуя воле родителя, но, скоро увидев сколь достойную нашел супругу, сохранил во всю жизнь свою нежнейшую к ней дружбу, доверие и уважение». И Анастасия Семеновна отвечала ему взаимностью. За супругой он получил часть Борщевки в приданое.
В 1749 году Бибиков А.И. был послан на разведывательную работу в Пруссию, где бывал и в 1753 и в 1756 годах. Собирал сведения о запасах продовольствия, снаряжения и боеприпасов и о дислокации и численности воинских частей, состоянии военной техники Прусской армии готовившейся к «Семилетней войне». Во время военной компании, 1 августа 1759 года был ранен при Франкфурте. Будучи командиром 3-го мушкетерского полка, участвовал в битве при Цорндорфе и за оказанное отличие был произведен в полковники. 1 сентября 1761 года А.И. Бибиков отличился при взятии Кольберга и взял в плен прусского генерала Вернера. По окончании Семилетней войны в 1762 году он был пожалован в генерал-майоры.
В 1763 году Императрица Екатерина II направила Бибикова А.И. в Холмогоры для переговоров с принцем Антоном Уильрихом, отцом низложенного в 1741 году Императора младенца Иоанна Антоновича, убитого при попытке Мировича освободить его. В 1764 году был направлен на подавление вспыхнувших мятежей в Казанской, Оренбургской и Симбирской губерниях среди разных «нерусских национальностей» и помещичьих крестьян. В 1767 году Александр Ильич был избран от костромского дворянства в комиссию депутатов от всех слоев населения по сочинению нового Уложения законов. По выбору из трех кандидатов предложенных депутатами комиссии Екатерина II назначила его Маршалом, то есть председателем Уложенной комиссии.
Александр Ильич был масон, и как требовали того условия жанра, всячески себя совершенствовал, интересовался разными науками. Он имел некий литературный талант. В молодости он писал стихи, которые издавались в периодической печати того времени. К тому же, он занимался переводами с немецкого и французского, главным образом сочинений на военные и военно-инженерные темы. А.И. Бибиков очень любил свою Борщевку (Стрелку) и в свободное от службы время непременно жил в ней. Здесь он принимал дорогих ему гостей и родственников.
В 1767 году во время «Высочайшего путешествия Ея Императорского Величества Императрицы Екатерины II-й» по Волге, Борщевка стала одним из мест ее посещения. После торжественной встречи и приветственных церемоний, устроенных благодарными жителями Костромы, пробыв в городе два дня, Государыня 16 мая в 7 часу отправилась в имение Александра Ильича Бибикова «в ознаменование особого благоволения» к нему. Флотилия сопровождавшая Императрицу состояла из 11 судов: галера «Тверь», на которой находилась сама Екатерина II, галера «Волга» на которой сопровождал Государыню А.И. Бибиков, галера «Ярославль», галера «Казань», галера «Углич», галера «Кострома», экипажное судно «Симбирск», госпиталь «Ржев-Владимир», провиантское судно «Новгород», судно «Лама», судно «Севастьяновка». Кроме того, от города Костромы, флотилию сопровождала лодка избранных депутатов: предводитель, гвардии капитан Иван Тимофеевич Одинцов, комиссионер – прокурор Вердеревский,  депутаты – надворный советник Иван Золотухин, премьер-майор Родион Зюзин, а для помощи им отставной гвардии поручик Василий Каблуков, отставной прапорщик Михайло Щепин, и от купечества фабриканты – Петр Угличенинов и Федор Ашастин.
В 8 часов вечера флотилия встала на якорь около Борщевки. В этот вечер Государыня не стала сходить на берег и, отслушав Всенощное бдение, осталась ужинать на галере. К ужину был приглашен и Александр Ильич Бибиков. Депутация от Костромы, в то же время, отправилась в дом Александра Ильича, где по пришествии его с ужина у Императрицы, была угощаема им и оставлена ночевать.
17 мая в день Вознесения Господня в 10-ом часу Екатерина II на шлюпке причалила к пристани устроенной у берега Борщевки. На Государыне в этот день было шелковое платье коричневого цвета с маленькими цветочками. На пристани была сделана триумфальная арка увитая еловыми ветвями, а в верхней части арки укреплено имя Императрицы в виде золотых букв под короною. По обе стороны от арки были установлены по три пирамиды, а к дому и церкви сделана дорога, взбегающая на холм почти на версту, устланная по обе стороны еловыми ветвями. На пристани Государыню встретила супруга Александра Ильича Бибикова Настасья Семеновна с родственниками, дворянство соседних имений и священники с крестами. Приложившись к кресту, Екатерина II пешком, под колокольный звон отправилась в Петропавловскую церковь. Простой народ, выстроившийся по обе стороны дороги почти до самой церкви, приветствовал свою Государыню поклонами и криками «ура». Крестьянки бросали под ноги шествующей Екатерине II зеленые ветви и цветы. Во время слушания Литургии Государыне угодно было, чтобы Александр Ильич читал Апостол.
По окончании обедни Императрица «удостоила допустить к руке многих дворян, съехавшихся по сему случаю». Затем со свитой, в которую входили: генерал-поручик, член Государственной Адмиралтейской Коллегии граф Иван Григорьевич Чернышев, граф Андрей Петрович Шувалов, камергер Будлянский, генерал-полицмейстер Чичерин, гофмаршал Орлов, граф Григорий Григорьевич Орлов, Захар Григорьевич Чернышев и другие, посетила дом Бибикова А.И., где был накрыт стол. Из-за тесноты помещения, не позволившего всем сопровождавшим Государыню разместиться в одной с нею зале, костромская депутация обедала в соседнем помещении. Заметив это, Екатерина, «изволила от Себя сослать, на трех золотых мисах, Своего кушанья к ним». К столу, кроме сопровождавших Ее Величество лиц, были приглашены Настасья Семеновна Бибикова, родственник Александра Ильича Бибикова князь Николай Иванович Козловский с супругой Еленой Федоровной урожденной Нащекиной. Возле кресел Государыни стояли: дочь хозяина Аграфена и две дочери князя Козловского Федосья Николаевна и Мария Николаевна.
По окончании обеда «Государыня изволила взять на руки и посадить на колени 3-х летнего сына генерала Бибикова и пожаловала его подпрапорщиком в Измайловский полк». Так же Екатерина II «благоволила ощастливить» и 3-х летнего сына князя Козловского Дмитрия, пожаловав ему золотые часы. По выходе Императрицы из-за стола она была уведомлена Александром Ильичем Бибиковым о том, что костромские депутаты желали бы «принесть всенижайшую благодарность». Все были представлены и предводитель костромского дворянства Иван Тимофеевич Одинцов «всеподданнейше благодарил за Высокомонаршую милость», на что последовала от Ее Величества ответная благодарность всему костромскому дворянству. Выслушав так же проникновенную речь майора Зузина, «изволила сказать: «Я вами довольна». Государыня «долго любовалась на окрестные виды, представляющиеся из окон дома», но ночевать в усадьбе не осталась, так как подувший попутный ветер изменил ее планы и, выпив чашку кофе и «допустив всех бывших тут к руке, изволила следовать на галеру» в карете и, с «благословением Всевышняго, при попутном ветре отправилась далее». Костромская депутация, проводив Ее Величество на расстоянии 10 верст вниз по Волге, вернулась обратно в Борщевку и, поужинав у генерала Бибикова, отправилась в Кострому.
Будучи без сомнения лицом приближенным к Императрице А.И. Бибикову поручались самые ответственные и сложные поручения. В 1769-1771 годах он находится в Финляндии, занимается разведывательной работой. В конце 1771 года предполагался раздел Польши между Австрией, Пруссией и Россией. Александр Ильич, даже будучи противником ее раздела, считая что разделенная Польша принесет России больше вреда чем пользы, тем не менее, был направлен для решения деликатных проблем связанных с этим вопросом и выполнил все поручения данные Императрицей. За что был пожалован чином генерал-аншефа и орденом Св. Александра Невского. В 1773 году его назначают в армию фельдмаршала П.А. Румянцева на Турецкий фронт, но начавшееся восстание под предводительством Е.И. Пугачева вынудило Екатерину II отозвать с пути и послать Александра Ильича на подавление бунта, вместо терпевшего поражения от пугачевцев генерала Кара. При личном назначении его командующим войсками Бибиков ответил Императрице словами популярной в то время песенки: «Сарафан ты мой, дорогой сарафан! Везде ты пригождаешься, а не надо – так под лавкой лежишь!».
Полководческий талант Бибикова А.И. способствовал наступлению перелома в военных действиях в пользу правительственных войск и 22 марта 1774 года ими была взята крепость Татищева, один из важных опорных пунктов пугачевцев. А через два дня Бибикову удалось снять блокаду города Уфы. Далее один за другим освобождены города Екатеринбург, Челябинск, Кунгур, а 1 апреля 1774 года нанесено серьезное поражение восставшим под главной ставкой Пугачева – слободой Берда близ Оренбурга. Но вскоре Александр Ильич заболел некоей злокачественной лихорадкой и 9 апреля 1774 года он умер в городе Бугульме. По просьбе супруги тело его в сопровождении 10 солдат лейб-гвардии Измайловского полка, при двух сержантах и майоре Петре Ивановиче Турчанинове было перевезено в Борщевку и погребено в склепе под деревянной церковью Петра и Павла вблизи гробницы тестя его князя Семена Борисовича Козловского.
Многие оплакивали смерть этого замечательного человека. Не один поэтический отклик родился у людей знавших Александра Ильича. Гавриил Романович Державин написал стихотворение «На смерть Бибикова», которое заканчивалось следующими словами:

«Он был искусный вождь во бранях,
Совета муж, любитель муз,
Отечества подпора тверда,
Блюститель веры, правде друг;
Екатериной чтим за службу,
За здравый ум, за добродетель,
За искренность души его.
Он умер, трон обороняя.
Стой, путник! стой благоговейно!
Здесь Бибикова прах сокрыт!»

К сожалению ни церковь, ни дом, ни могила А.И. Бибикова не сохранились. На месте старой деревянной Петропавловской церкви, первые сведения о которой относятся еще к началу XVII века, в 1840 году была выстроена новая каменная, которая хотя и в обветшавшем состоянии, тем не менее, дожила до сегодняшних дней. Имевшиеся в церкви Петра и Павла, приделы, Афанасия и Параскевы, свидетельствуют о том, что к созданию нового храма руку приложили представители рода князей Козловских, так как эти святые являются небесными покровителями отдельных членов этой семьи.
С.М.Прокудин-ГорскийЧасовня на месте упокоения ген. А.И. Бибикова. 1910
После смерти Александра Ильича хозяйкой усадьбы осталась его супруга пережившая мужа почти на 32 года. В период генерального межевания этих земель в 1775-6 году села «Богородское, Борщевка тож, Петропавловское, Стрелка тож с деревнями Большой Никулиной, Луховцом, Абапковой, Кученевой, Кузнецовой» и другими, числятся во владении вдовствующей генеральши Настасьи Семеновны Бибиковой совместно с секунд-майором князем Николаем Ивановичем Козловским. А.С. Бибикова почти все последующие годы проводила в усадьбе, не желая надолго покидать могилу мужа. Вела дела в обширном хозяйстве, лишь иногда выезжая в столицы. Земли в имении были не высокого качества «иловатые» и большую часть оброка крестьяне приносили благодаря отхожим промыслам.  Но хлебопашество, тем не менее, остается в это время еще почти основным местным промыслом. На окрестных полях лучше всего произрастают рожь, овес, ячмень, а прочие семена, как сообщалось в материалах межевания, «средственны». Сенные покосы также «средственны». Лес в основном дровяной. А в полях водились различные птицы: перепелы, жаворонки, дикие голуби и горлинки.
Анастасия Семеновна скончалась в 1806 году и была похоронена в Санкт-Петербурге на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.
Сын Александра Ильича Бибикова Александр Александрович родился 7 января 1765 года. Еще в детстве записанный по велению Императрицы сержантом в лейб-гвардии Измайловский полк, шефом которого был его отец, в 1 января 1787 года, наконец, вступил в действительную военную службу в звании капитана. В 1788 году принял участие в Русско-шведской войне в составе корпуса генерала Михельсона. За отличия оказанные им в эту компанию он был награжден  орденом Святого Георгия 4-й степени. В 1795 году поступил на службу в Коллегию Иностранных дел. Но по восшествии на престол Императора Павла I внезапно, без объявления причин, отставлен от службы и находился не у дел до 1806 года. Хотя причины этой отставки понять не сложно. Опала коснулась почти всех, кто так или иначе был в милости у Екатерины II. И все эти годы А.А. Бибиков жил в Борщевке помогая матери вести хозяйство. В 1806 году Ораниенбаумское дворянство избирает его в начальники милиции.
В 1808 году Александра Александровича назначают российским чрезвычайным полномочным посланником в Неаполитанском королевстве. Но в 1812 году, после начала Отечественной войны, А.А. Бибиков возвращается в Россию и получает назначение командовать Санкт-Петербургским ополчением. Вместе с ополчением Александр Александрович участвует в сражениях 6-7 октября 1812 года под Полоцком, за что получил орден Святого Георгия 3-й степени. Затем он при преследовании французских войск при Чашниках, Смольной, где был ранен. Его назначают командовать над 5-ю пехотною дивизией, во главе которой он в сражениях под Борисовым и при переправе французов через реку Березину. По причине ранения, он не имея возможности ни ходить, ни ездить верхом, ездил между войсками в санях. Принимал участие во взятии Кенигсберга. Расстроенное здоровье и раны заставили его выйти в отставку, но в конце 1813 года он принимал еще участие в осаде крепости Данцига (теперь Гданьск, Польша). В 1813 же году он был назначен сенатором. Чтя память и сыновнее уважение к отцу своему, Александр Александрович написал о жизни и службе его интересные «Записки», которые были опубликованы в 1817 году. Умер Бибиков А.А. 20 июля 1822 года в городе Дрездене, возвращаясь после лечения на курорте в Германии. Тело его было перевезено в Россию для погребения в Александро-Невской лавре.
А.А. Бибиков имел дочь Александру, вышедшую впоследствии замуж за генерал-майора Николая Михайловича Безобразова, и сына Василия Александровича, который в 1840 году, будучи в чине полковника владел доставшейся ему по наследству частью села Борщевки и близких к нему деревень. Но к этому времени, усадьбы Бибиковых в Борщевке уже не существовало. «К сожалению, дом, который посещала государыня, - как писал уже в конце 1830-х годов князь Александр Козловский - уже совершенно не существует и даже нет признаков, показывающих место его основания». А на месте старой деревянной церкви вскоре строится новая каменная церковь.
Частью Борщевки владела так же семья Рибопьеров. Дочь А.И. и А.С. Бибиковых Аграфена Александровна в 1780 году вышла замуж за Ивана Степановича Рибопьера и принесла ему в качестве приданого часть борщевской вотчины, в частности село Семигорье с деревнями, которой она владела пополам с братом Александром. Фамилия Рибопьер происходит из Франции, из местности Эльзас, где близ города Рибовилль в департаменте Верхний Рейн, и поныне стоит старинный замок Гранд-Рибопьер. Во время жестоких религиозных войн XVI и XVII веков Рибопьеры исповедовали лютеранство и выступали на стороне гугенотов. Но после отмены королем Людовиком XIV так называемого «Нантского эдикта» короля Генриха IV, уравнивавшего во всех правах католиков с протестантами, Рибопьеры вновь стали подвергаться преследованию и были вынуждены перебраться в веротерпимую Швейцарию.
Иван Степанович Рибопьер, именно так он впоследствии именовался в России, родился около 1750 года вблизи местечка Ферней, где жил тогда знаменитый философ Вольтер. «Фернейский философ» был дружен с семьей Рибопьеров, а молодой И.С. Рибопьер стал его страстным поклонником. Образование Иван Степанович получил в Тюбингенском университете в Германии где подружился с русскими студентами Н.Б. Юсуповым и С.С. Апраксиным. Под впечатлением от рассказов своих русских друзей о просвещенном царствовании Императрицы Екатерины II, а так же отзывов своего кумира Вольтера, как известно дружившего с русской Государыней и имевший с ней обширную переписку, Рибопьер И.С. решает переселиться в Россию. Он приезжает к Екатерине II с рекомендательным письмом от Вольтера, в котором тот просил Императрицу принять участие в судьбе молодого человека. Екатерина II не замедлила с ответом и вскоре Рибопьер И.С. был определен в адъютанты к фавориту Императрицы князю Г.А. Потемкину. Быстро освоив премудрости русской службы, он благодаря своим придворным связям и друзьям Юсупову и Апраксину, знакомится с семьями Бибиковых и Козловских. И вскоре женится на Аграфене Александровне Бибиковой.
Служба И.С. Рибопьера впоследствии проходила под командованием Александра Васильевича Суворова. В 1790 году он участвует в сражениях с турками на Дунае, а в 1791 году погибает при штурме неприступной турецкой крепости Измаил, которая, тем не менее, была взята русскими войсками.
Супруга Ивана Степановича Аграфена Александровна осталась с маленьким сыном Александром, который родился 20 апреля 1781 года. В Борщевку они приезжают лишь на лето, для чего в селе Семигорье имелся специальный дом-дача.
Сын И.С. и А.А. Рибопьеров Александр Иванович Рибопьер был любимцем Императрицы Екатерины II. Еще в 4-х летнем возрасте она повелела записать его сержантом в Лейб-гвардии Семеновский полк. Но вскоре его «переписывают» в одно из самых престижных воинских подразделений русской армии - Лейб-гвардии Конный полк. Действительную же службу Александр Иванович начинает лишь в 17-ти летнем возрасте. Царствовавший в это время Император Павел I, не смотря на  близость того к покойной Императрице, довольно благосклонно отнесся к нему и принял Рибопьера в Мальтийский орден, магистром которого сам и состоял. Назначил его оруженосцем магистра ордена Святого Иоанна Иерусалимского.
Настасья Семеновна Бибикова, имевшая обширные связи в придворных кругах, принимала активное участие в жизни внука, и по ее протекции Александр Иванович переходит с военной службы на статскую по дипломатической части. Он назначается в Российское посольство в Австрии. В Вене, опять же благодаря обширным связям бабушки и протекции Петербургских друзей, А.И. Рибопьер становится доверенным графа А.К. Разумовского и через него входит в высшие круги Вены. Но вскоре после смерти Настасьи Семеновны в 1799 году, Александр Иванович попадает неожиданно, как это впрочем, обычно бывало в Павловское время, в опалу и отзывается из Вены. Многие полагали, что эта опала, месть Павла за якобы сочиненную и пущенную Рибопьером некрасивую сплетню в отношении княгини Гагариной, к которой Император имел склонность. Другие считали, что А.И. Рибопьер к сплетне не имел никакого отношения и не был способен на подобные непристойные поступки. Тем не менее, отставкой дело не кончается, Павел I лишает А.И. Рибопьера камергерского звания, ордена Мальтийского креста и приказывает заключить его в равелин Петропавловской крепости в котором он провел два года и был освобожден по воцарении Александра I. Ему возвращают все его чины и звания и вновь направляют на дипломатическую работу. Он снова под началом графа Разумовского в Вене. Получив чин статского советника Александр Ильич некоторое время остается в Вене, но в 1804 году перебирается в Санкт-Петербург и работает там в Коллегии Иностранных дел. Но с началом войны с Францией он получает назначение в армию, где состоит представителем министерства иностранных дел при главнокомандующем русской армии – в 1805 году при генерале М.И. Кутузове, а в 1806-1807 годах при генерале Беннигсене. Александр Иванович участвует в переговорах о заключении Тильзитского мира, а затем посылается в качестве специального посла в Шведский город Мальм, где в то время находится резиденция изгнанного Наполеоном Прусского короля.
После 1808 и до 1812 года служба А.И. Рибопьера проходит по линии Министерства финансов. В 1809 году женится на дочери М.С. Потемкина Е.М. Потемкиной. И в 1812 году он подает прошение об увольнении от службы и уезжает в свое Костромское имение. Здесь он занимается сельским хозяйством, живет спокойной семейной жизнью. Но в 1816 году его вновь призывают на службу и отправляют со специальным поручением в Смоленск разбираться со злоупотреблениями местных чиновников незаконно наживавшихся на пожертвованиях присылаемых со всей России в разоренную войной губернию. Его успешные на этой почве действия принесли ему признательность местного населения и ненависть ряда высокопоставленных чиновников.
В 1817 году Александр Иванович был назначен управляющим вновь организованного Коммерческого банка. Занимаясь вопросами развития в России торговли и промышленности, А.И. Рибопьер является активным противником системы государственных откупов, что в конечно итоге привело к столкновению с министром финансов Гурьевым недовольным его действиями. В 1822 году Александр Иванович проводит большую работу по упорядочиванию внешней торговли России через Одесский порт, где добивается установления «Порто-франко», что способствовало дальнейшему процветанию города. Далее, работает в Москве и Иваново-Вознесенске, где принимает меры для содействия развитию текстильной промышленности. Но вскоре Гурьев добивается смещения его с должности и А.И. Рибопьер вновь возвращается на дипломатическую работу. Его направляют со специальным дипломатическим поручением в Константинополь, которое он выполняет блестяще и удостаивается похвального отзыва от Турецкого султана.
Вступивший на престол в 1825 году новый российский Император Николай I отправляет А.И. Рибопьера в столицы европейских государств с известием об этом событии. Работает в Вене. Но в 1828-1829 годах во время войны с Турцией он назначается дипломатическим представителем при русской эскадре адмирала Гайдена находившейся в это время в Средиземном море. По окончании войны, его вновь отправляют в Константинополь восстанавливать дипломатические отношения. С 1830 по 1838 год он на должности посла в Пруссии. Но с 1838 года он не у дел и живет то в Петербурге то за границей. В 1844 году, его как почетного гостя приглашают на открытие Большого Кремлевского Дворца в Москве. Вступивший на престол в 1856 году Император Александр II в «воздаяние долговременной и полезной службы» на пользу Отечества пожаловал Александра Ильича графским титулом.
Граф А.И. Рибопьер скончался в Петербурге 24 мая 1865 года и похоронен был на кладбище Александро-Невской Лавры в Санкт-Петербурге. Ко времени его смерти в Костромском имении дома, в который он приезжал с матерью, будучи мальчиком уже не существовало.
В усадьбе Борщевке князей Козловских по смерти Николая Ивановича Козловского хозяином становится его сын Дмитрий. Д.Н. Козловский родился в Борщевке в 1764 году, и, как потом писал его сын Александр Николаевич в своем труде «Взгляд на историю Костромы», будучи 3-х летним мальчиком был «ощастливлен» Императрицей Екатериной II, гостившей в Борщевке и пожаловавшей ему золотые часы. В службу вступил в Севский пехотный полк, но вскоре в 1785 году вышел в отставку в чине секунд-майора. Обосновавшись на родине, Дмитрий Николаевич живет на широкую ногу. Имея 500 душ крепостных, он зимой дает балы в губернском городе Костроме, где строит каменный дом на Ильинской улице, а летом переезжает в Борщевку. Используя свои широкие семейные связи, он, в частности, по протекции родственника М.Ф. Кутузова, костромского губернского предводителя дворянства устраивается на службу сначала Плесским, а затем Кинешемским уездным предводителем дворянства. А после смерти Кутузова М.Ф., он с 1804 по 1815 годы служит Костромским губернским предводителем. В эти годы Костромским губернатором был Николай Федорович Пасынков, человек любивший хорошо и весело пожить, карточный игрок, «гроза всей губернии, страшно дерзкий и на язык и на руку, он заставил все и всех трепетать перед собою и ненавидеть себя», как вспоминали о нем современники. Д.Н. Козловский, будучи легкомысленным и слабохарактерным, не мог «противостоять такому администратору – он покрывал его преступления и старался с ним ладить». К самому же Козловскому, веселому и общительному человеку, в Костроме относились доброжелательно. Многие охотно посещали его обеды и вечера, принимали его у себя. Этого отношения не изменила и последовавшая в 1815 году, после ревизии сенатора Алябьева, отставка его с поста губернского предводителя дворянства. Естественно, причиной этой отставки были незаконные дела губернатора Пасынкова, в которых был отчасти замешан и Д.Н. Козловский. Но в костромском обществе упорно ходили слухи о злодеянии совершенном самим Козловским. Будучи холостым человеком, он держал в усадьбе гарем из крепостных наложниц, от которых имел 6 детей. Но к 50-ти годам, стареющего князя смогла женить на себе бывшая дворовая, жена его доверенного псаря Николая Александровича Прасковья Трофимовна. Еще до брака она родила ему нескольких детей. Женщина красивая и умная, но грубая и хитрая, с сильным характером, сыграв на родительских чувствах Дмитрия Николаевича, любившего своих детей, добилась таки желанного результата. Ради этого она даже готова была признать своими старших детей, прижитых Козловским от других наложниц. Результатом ее усилий было венчание, состоявшееся в 1814 году в Костроме, хотя Прасковья Трофимовна состояла еще в законном браке с псарем Козловского Николаем Александровичем. Он, конечно, пожелал отстоять свои права и подал жалобу, в которой указал и церковь, в которой венчался. Но при проверке, естественно никаких свидетельств этому обнаружено не было. Сам же неугомонный псарь, по слухам, был отравлен. Естественно костромское общество не могло не отреагировать на это. В одной из пародий написанных в форме церковных песнопений, ходивших в списках по рукам костромичей, «прославляющих» деяния губернатора Н.Ф. Пасынкова, имеется строчка отображающая это событие в жизни Д.Н. Козловского:
«Радуйся, яко губернский предводитель князь Козловский, на рабе его,
уморив первого мужа ея, псаря и живодера Николку, женился еси»!
Для завершения процедуры усыновления детей Дмитрия Николаевича, рожденных вне брака, пришлось уладить еще одно обстоятельство. Старшие дети Козловского были ровесниками новоиспеченной матери. В связи с чем священник усадебной борщевской церкви сфабриковал новые метрики, в которых возраст каждого из них уменьшался лет на десять. Но только 4 июня 1820 года, уже после смерти отца, поступил указ Сената о признании «воспитанников» князя Козловского его законными детьми.
Проживая в основном в Борщевке и наезжая в Кострому в купленный после отставки их дом на Дворянской улице, Козловский Д.Н. продолжал вести веселую, разгульную жизнь. Ну а расстроенные хозяйственные дела по имению взяла на себя Прасковья Трофимовна. Деловитая, хозяйственная женщина, она энергично взялась за освоение неизвестных ей доселе тонкостей имущественных отношений. Тем более что долгов на имении, благодаря ее не сильно рачительному мужу, было прилично. Ко дню его смерти в октябре 1819 года неотложных долгов числилось на 98 тысяч и имение того и гляди, могли в любой момент выставить на торги. Свидетельство, удостоверяющее ее права на имение Прасковья Дмитриевна получила только в 1821 году.
Решая вопросы по имению, а также навещая учащихся детей Прасковья Трофимовна часто посещала Москву. Там, как пишет В. Бочков, она сошлась с «богачами Камыниными, а они, видя, что княгиню одолели болезни – концу 1820-х гг. она еле ходила, порекомендовали ей своего родственника, прежде полкового лекаря Достоевского, только что вышедшего в отставку и получившего место в больнице на Божедомке». И вот, общаясь сначала по причине болезни, затем М.А. Достоевский и П.Т. Козловская на столько сдружились, что Прасковья Трофимовна стала почти членом семьи. 4 ноября 1821 года княгиня в качестве крестной матери даже участвовала в крестинах новорожденного сына Михаила Андреевича Федора, в последствии знаменитого писателя. Через Прасковью Трофимовну Достоевские многое узнали и об обширном знатном роде Козловских и о Борщевке и об ее покойном муже.
Предположение В. Бочкова, о том, что в повести Ф.М. Достоевского «Дядюшкин сон» может быть описана Борщевка под видом Духанова и князь Козловский под именем «князя К» в целом вполне логично и оправдано. Но, это описание усадьбы, так же может быть применимо ко многим другим ей подобным. Так Ф.М. Достоевский в «Дядюшкином сне» пишет «составлялись даже поездки в Духаново, где был старинный барский дом и сад, с выстриженными из акаций львами, с насыпными курганами, с прудами, по которым ходили лодки с деревянными турками, игравшими на свирелях, с беседками, с павильонами, с монплезирами и другими затеями». Это скорее собирательный образ, хотя вполне возможно, что какие-то из описанных элементов и имеют борщевское происхождение. Тем более что, по мнению специалиста по истории семьи Достоевских Г. Федорова, Достоевские бывали в Борщевке и действительно могли видеть некоторые из приведенных в повести парковых затей. Семьи Козловских и Достоевских были очень близки, о чем свидетельствует и тот факт, что старший пасынок Прасковьи Трофимовны князь Александр Дмитриевич Козловский был приглашен в июле 1829 года крестным отцом к сестрам-близнецам Вере и Любви Достоевским.
Отношения Прасковьи Трофимовны к своим пасынкам было далеко не материнское, да и отношения с родственниками мужа у нее не ладились. Экстраординарный брак Дмитрия Николаевича Козловского на крепостной вовсе не способствовал благожелательному отношению высокопоставленной и высококультурной родни к его супруге. Но не малую роль родственные связи сыграли в судьбе детей князя и детей его ближайшей родни. Так родная сестра Дмитрия Николаевича Мария вышла замуж за отставного полковника лейб-гвардии Измайловского полка Ивана Михайловича Колошина представителя довольно состоятельного рода, ближайшего соседа Козловских по имению. Ему принадлежали села Наволоки, Жирятино и множество деревень в Кинешемском уезде. Их сыновья, Петр (1794-1841) и Павел (1799-1854) получили неплохое образование и вступив в военную службу стали активными членами движения декабристов, вошли в состав «Союза благоденствия», а Павел к тому же стал еще и членом «Коренной думы». Однако, после разгрома восстания, их участие в нем не сказалось сильно на их дальнейшей судьбе – Петр Иванович был взят на учет в 3-м отделении, а вот Павлу досталось чуть больше, его исключили со службы и сослали в его имение Смольнево Покровского уезда Владимирской губернии. Возможно, что именно благодаря родственным связям Колошины, можно сказать, вышли сухими из воды.
Вторая сестра Д.Н. Козловского Федосья Николаевна была замужем за подполковником Александром Петровичем фон-Менгденом, так же имевшем имения в Кинешемском уезде, в частности усадьбу Сотниково с деревнями. Их сын Михаил Александрович (18.2.1781 - 15.10.1855). В службу вступил 12 января 1801 г. юнкером в Коллегию иностранных дел, затем  12 декабря 1801 г. был переведен портупей-юнкером в Лейб-гвардии Егерский полк. Участник войн 1805-1807 годов, сражался под Аустерлицем, был дважды ранен и награжден орденом Владимира 4 степени с бантом. С 18 мая 1806 г. подпоручик, с 14 ноября 1806 г. поручик, затем с 11 декабря 1807 г. штабс-капитан. В 1810 году 12 февраля получил чин капитана и 10 октября 1811 г. переведен в Лейб-гвардии Финляндский полк, где 13 октября того же года получил чин полковника. В Отечественной войне 1812 года по причине болезни не участвовал, но 2 сентября 1812 года находясь в Москве был взят в плен и увезен во Францию, откуда возвратился лишь в 1814 году. 30 августа 1816 г. становится генерал-майором с назначением состоять при начальнике 7 пехотной дивизии. 11 сентября того же года назначен командир 3 бригады 25 пехотной дивизии. Далее с 18 февраля 1819 г. он командир 1 сводной пионерной бригады, затем с 3 июля 1820 г. командир 1 бригады 18 пехотной дивизии. 6 марта 1823 года его увольняют со службы, но 18 марта 1825 г. он вновь определен на службу, с назначением состоять при начальнике 2 пехотной дивизии. Являлся членом «Союза благоденствия». В 1827 году 6 декабря назначен состоять при начальнике 3 пехотной дивизии. И наконец 5 января 1828 года окончательно уволен с военной службы. По выходе в отставку, он в 1844-1846 годах избирался Кинешемским уездным предводителем дворянства. Женат на баронессе Амалии Георгиевне Фелькерзам. Похоронен в храме с. Шатова Одоевского уезда Тульской губернии.
Об Александре Александровиче фон-Менгдене благодаря его внучке С. Менгден сохранился примечательный рассказ. Она пишет, что он, оказавшись со своим поваром Кондратом в плену у французов, вместе с другими пленными был отправлен во Францию: «Мой дед и Кондрат очутились в местечке Дре, в Бретани, где они и пробыли до 1814 г. На продовольствие мой дед и Кондрат получили 25 франков в месяц. Питались они большею частию устрицами и грибами. Женщина, у которой они жили, пришла в ужас при виде жареных грибов и объявила «quelle enverrait chercher le commissair de police; les prisonniers russes veuillent sempoisonner» (Что она пошлет за комиссаром полиции; русские пленники хотят отравиться (фр.)). На другой день, увидев les deux prisonniers (двух пленников); живыми и невредимыми, она воскликнула: «Il ny a que les estomacs des sauvages qui supportent un pareil mange» (только желудки дикарей могут выдержать подобную пищу (фр.)) (…) Вернувшись в Костромскую губернию, Кондрат, хотя и был горький пьяница, многие годы прожил поваром у моего деда». 
Представители рода Менгденов попали на русскую службу во времена Ивана Грозного, после войны России с Ливонским орденом, когда в плен был захвачен малолетний Арист Фон-Менгден. Арист в России стал именоваться Семеном, он стал родоначальником русской ветви Менгденов. Его потомком и был Александр Петрович породнившийся с родом князей Козловских, а через них и с другими известными российскими родами, Рибопьерами, Бибиковыми и другими. Эти широкие семейные связи всячески поддерживались. И не только на формальном уровне, но и на бытовом, на уровне простого семейного гостеприимства. Баронесса Е. Менгден, в своих воспоминаниях рассказывает об обедах устраиваемых в московском доме своей бабушки, Е.А. Бибиковой: «Несмотря на свою большую семью, бабушка жила совершенно одна в собственном большом доме на Пречистенке. (…) Но все-таки родственников было так много, что по большим праздникам садилось за стол у бабушки человек двадцать и более. Кушанья подавались на тяжелых серебряных блюдах, и первое блюдо непременно телячьи рубленные котлеты с ломтиком лимона на каждой котлете». 
Многие из Фон-Менгденов и в XVIII и в XIX веке были близки ко Двору, и до последних лет Российской Империи, представители этой фамилии все время находились среди самых высших слоев аристократии.
Именно под воздействием и благодаря таким родственным связям формировались как личности дети Дмитрия Николаевича Козловского. Старший из них, Александр, родившийся по метрикам в 1801 году, тем не менее, в 1841 году уточнял, что ему уже 50 лет. Его продвижение по службе было незначительным, во многом из-за того, что до тридцати лет он еще числился «воспитанником», что принижало его социальный статус. Он имел небольшой чин городового секретаря, который выслужил еще при жизни отца в губернском дворянском собрании. Служил заседателем в кинешемском уездном суде и имел звание подпрапорщика в Костромском ополчении 1812 года с которым осаждал крепость Глогау. По выходе в отставку он поселился в Борщевке, хотя после смерти отца ему досталась кинешемская усадьба Утешение с 49 душами крестьян, но с нее доход был незначительный. Зарабатывая на жизнь, Александр Дмитриевич с 1823 по 1825 год служит в Москве по линии Министерства Юстиции, далее с 1830 по 1834 год в Костроме в Удельной конторе, с 1839 по 1841годы в г. Кинешме в земском суде и затем в г. Юрьевце уездным судьей. Он, вторым браком, как и его отец, был женат на крепостной девице Пелагее Исаевне (Ивановне), которой дал предварительно вольную. От нее он имел троих детей.
Александр Дмитриевич не получивший серьезного образования всего добивался самообразованием, много читал, исследовал. Не имея значительных средств, он, тем не менее, приобретал во множестве книги, выписывая их откуда мог, формируя свою домашнюю библиотеку. Активно обменивался литературой и делился впечатлениями от прочитанного с друзьями и соседями по имению. Так в 1825 г. в письме к Николаю Федоровичу Грамматину жившему в усадьбе Светочева гора в 35 км. от Борщевки он пишет: «Препровождаю к Вам сочинения Г. Жуковского с желанием чтобы нашли удовольствие читая Орлеанскую деву. Я получил повесть Чернец соч. Козлова, она теперь у Сергея Павловича, а как получу доставлю к Вам и надеюсь что Вы в ней найдете многие красоты. Ко мне же книги в скорости надеюсь доставите ежели получили от (…) мои книги и прочли, то нельзя ли мне их доставить с сим человеком. Пожелав бодрого здоровья с истинным моим почитанием пребывать честь имею». В 1822 году книготорговец А.В. Глазунов выслал ему книг на сумму 805 рублей и потом долго требовал уплаты за присланное и жаловался на князя властям. Его сердечным увлечением, отнимавшим у него не только массу времени, но и средств, было изучение истории края. Он хорошо знал костромские памятники, и многие из них объездил лично. В письме к профессору М.П. Погодину, который в 1843 году был проездом в Кинешме, Александр Дмитриевич очень сожалел, что не смог показать ему местные достопримечательности: «…я рассказал бы Вам про Шемякину гору близ Судиславля, про развалины дома Бельского близ Луха». А.Д. Козловский, вместе с М.Я. Диевым, которого хорошо знал, стал начинателем костромского краеведения. Он первым из костромичей стал публиковать материалы по истории края в столичной печати, в частности в журналах «Сын Отечества», «Отечественные записки» и других. Он активно собирает, кроме того, и материалы по этнографии и фольклору. Так, собранные в Кинешемском уезде песни он публикует в разных изданиях – в «Отечественных записках» две песни: «В славном было городе во Астрахани» и «Как под липой, под липой под кудрявой зеленой»; свадебные песни опубликованы И.М. Снегиревым в сборнике «Русские простонародные праздники и суеверные обряды».
Но наиболее известен интереснейший исторический труд А.Д. Козловского «Взгляд на историю Костромы», в котором он приводит массу исторических сведений о костромском крае, рассказывает о своем роде и о приезде Императрицы Екатерины II в Борщевку. Предполагая издать это сочинение, Александр Дмитриевич в Костромских губернских ведомостях обратился к читающей публике со словами: «Я считаю уже долгом сделать историю Костромы известною русской публике. Ласкаю себя надеждою, что слабый, но искренний труд мой будет принят читателями благосклонно».
Достоевские всячески поддерживали исторические занятия Александра Дмитриевича. М.В. Котельницкий, дед Ф.М. Достоевского по материнской линии, когда Козловский служил в Москве ввел его в Общество истории и древностей российских, где сам был казначеем. Здесь, на заседании Общества в марте 1826 года, Козловский впервые обнародовал свой труд «О Юрьевце. Исторические сведения». Затем он был опубликован в 1827 году в «Трудах и летописях ОИДР». А в 1829 году Александр Дмитриевич был избран членом-корреспондентом ОИДР. 
В разное время Борщевку посещали не только Достоевские, но и многие другие видные деятели России. Так сохранились предания о посещении Борщевки знаменитым фельдмаршалом Михаилом Илларионовичем Голенищевым-Кутузовым Смоленским, который приходился мужем сестры Александра Ильича Бибикова Елизаветы Ильиничны. Но это посещение состоялось, видимо уже после кончины самого Бибикова, то есть после 1774 года.
Летом 1826 года Борщевку посетили художники братья Григорий и Никанор Чернецовы. А.Д. Козловский, будучи знаком с художниками зазывал их погостить к себе в имение, что те и сделали. Во время прохождения живописной практики от Императорской Академии художеств Чернецовы посетили Костромскую губернию. На это лето братья получили задание от Общества поощрения художников написать две картины с натуры. Так же они должны были вести письменный журнал, в котором отражали бы все замечательное и любопытное встречаемое во время их путешествия. Вот отрывок из их дневника:
«9 июня … Отправились в Борщевку … к князю Козловскому, который просит побывать к себе. Особенно уважая княгиню – его мать, не не могли отказать в посещении. По приезде в Борщевку, мы были обласканы и спешили скорее осмотреть места, здешние, которые нам понравились. Волга делала здесь большое колено, отчего она еще живописнее.
10 июня. По утру отправились на реку Сунжу, вчерашний день, проезжая мимо, мы заметили хорошие виды, то сегодня их и начертили. Князь собрал своих дворовых людей для купания в Волге…
11 июня. Немного успели порисовать сегодня. Гром и сильный дождь остановили наши занятия. К вечеру погода поправилась и мы, поблагодаря княгиню, добрую и милую женщину, отправились в Кинешму. Темнота не позволяла видеть даже дороги.
31 июля. Получили письмо от князя А. Козловского еще вчерашний день. Он просит нас к себе. Вместо того чтобы ехать в Лух, отправились в Борщевку. Приехав в оную, князя дома не было, и мы остались ожидать его.
1 августа. Прекраснейшие виды Борщевки должны мы собирать с жадностью, но сегодня рисовали немного, так как день воскресный.
2 августа. С самого утра подул сильный ветер и погода переменилась. Сделалось холодно, и нельзя было держать книги в руках, которые порывал ветер. Рисованный к вечеру мною вид по реке Сунже, впадающей в Волгу, вмещал в себя место жительства разбойника Иоанна Фадеева. Возвращаясь с Сунжи и идя по возвышенности, я восхищался величественным зрелищем.
Волга делает крутое колено, на котором суда, на парусах бегущие, предупреждали, кажется, одно другое и песни бурлаков давали знать, что тяжесть их трудов невелика, лежа под парусами. Шум волн и свист ветра в снастях приводит в страх зрителя, но в сих-то ужасах рабочие находят успокоение.
3 августа. Итак, жилище разбойника начертить досталось мне недаром, я получил сильную простуду. Князь приехал, и я начал с его рисовать портрет водяными красками.
5 августа. Окончив портрет князя и нарисовав эскиз с княжны – матери его, неприметно прошел день за оным. К вечеру, начертав вид с балкона, церкви и ее окрестностей, мы спешили выехать скорее в Кинешму, имея настроение из оной проехать в Юрьевец-Поволгский, а потом уж в Лух.
Простясь с сим гостеприимным домом, отправились в полночь при кротком сиянии луны. Прелестная тихая ночь обворожила нас, часть Волги, освещенная луною, мелькала из-за деревьев. Я никогда не забуду сей ночи, тишина царствующая придавала ей больше величия».
При Прасковье Трофимовне и Александре Дмитриевиче Козловских серьезных изменений в усадебном комплексе произведено не было. Видимо осуществлялся в основном уход за тем, что было уже создано до них. Прасковья Трофимовна еще много лет продолжала разгребать долги, имевшиеся на имении зачастую в действиях своих далеко не сообразуясь с законностью и общественным мнением. Так, в 1832 году в Нерехтском земском суде разбиралось дело о купленном чиновником 8-го класса А.Ф. Алексеевым имении княгини П.Т. Козловской в селе Олтухово деревнях Коренево и Раменье Нерехтского уезда проданное за долги Московскому опекунскому совету. Спорным местом по этому делу была пустошь Галкина. Казалось бы, обычная земельная неурядица между соседями. Подобными делами суды были завалены. Но имение купленное А.Ф. Алексеевым было приобретено с крестьянами, а их вот в наличии и не оказалось. Прасковья Трофимовна спрятала их в своем имении и не отпускала к новому владельцу.
Александр Дмитриевич не особо ладил со своей приемной матерью, но когда жил в усадьбе в промежутках между отправлением служебных обязанностей, озабочен был в основном своими занятиями историей. Но однажды, в 1825 году, Александру Дмитриевичу представился случай проявить не эрудицию начитанного человека, а ловкость и смелость. Вблизи усадьбы, по всей видимости, произошел несчастный случай с одним из речных судов. Козловский совместно с кинешемским помещиком Сорокиным и своими дворовыми людьми бросился спасать тонущих судовых рабочих. Благодаря их энергичным действиям история закончилась относительно благополучно. За что все участвовавшие в спасении были награждены костромским губернатором.
От брака с Пелагеей Исаевной (Ивановной), состоявшегося в 1841 году, у А.Д. Козловского родилось трое детей. Необходимость содержать растущее семейство вынудило Александра Дмитриевича принять должность Юрьевецкого уездного судьи. Здесь в Юрьевце, в конце 1845 года А.Д. Козловский скончался.
Расходясь по рукам многочисленных родственников, борщевские владения дробились, переходили из рук в руки и ко второй половине XIX века стали приходить в упадок.
Прасковья Трофимовна Козловская скончалась в 1840 году в возрасте пятидесяти лет. После ее смерти усадьба досталась ее старшим сыновьям-пасынкам – Ивану и Александру Дмитриевичам. Остальным сыновьям, Павлу, Василию и Владимиру, достались другие доли имения.
Брат Александра Дмитриевича - Иван, также получивший в борщевской вотчине свою долю после смерти родителя, родился в Борщевке в июле 1811 года, окончил 1-й Московский кадетский корпус. По окончании корпуса в 1828 году его назначают прапорщиком в 10-ю конно-артиллерийскую роту с которой участвует в войне с Турцией в 1828-1829 годах, а 1831 году в сражениях с польскими и литовскими повстанцами. «За мужество и храбрость» проявленные в боях его награждают орденом святой Анны 3-й степени и польским знаком отличия 4 класса. В 1832 году Иван Дмитриевич назначается бригадным адъютантом 6-й конно-артиллерийской бригады, а в конце следующего года переводится по службе в 14-ю легкую батарею 7-й конно-артиллерийской бригады. Обе части были расквартированы в городе Твери. Еще обучаясь в кадетском корпусе, И.Д. Козловский увлекся поэзией, много читает, чему во многом способствовали его широкие знакомства в литературной среде благодаря его двоюродным братьям-декабристам Колошиным. Здесь, в Твери, Иван Дмитриевич быстро входит в круг местной культурной элиты. Он познакомился здесь с Ф.Н. Глинкой, поселившимся в Твери с 1831 года после отбытия ссылки в Олонецкой губернии и находившимся здесь под полицейским надзором, с И.И Лажечниковым владевшим усадьбой Коноплино в нескольких верстах от небольшого городка Старицы Тверской губернии. Сблизился с поэтом А.А. Шишковым, который посвятил ему одно из последних своих стихотворений «Демон». В связи с этим стихотворением произошел неприятный случай. Уже после смерти Шишкова А.А. стихотворение было напечатано в «Библиотеке для чтения» под другой фамилией – А. Ротчев. Это вызвало вполне понятный протест Ивана Дмитриевича и он в журнале «Молва» доказывал авторство Шишкова разъясняя: «… он, по просьбе моей, написал оное послание ко мне, и в то же время я читал его И.И. Лажечникову, Ф.Н. Глинке и др.». Тогда же, Козловский И.Д. знакомится и с Алексеем Николаевичем Вульфом. Вульф А.Н. был поражен эрудированностью и начитанностью Ивана Дмитриевича. В августе 1834 года он занес в свой дневник следующую запись о Козловском: «С одним юношей – поэтом князем Козловским – твердил стихи Языкова, это первого встречаю человека, который, не зная Языкова, знал бы наизусть столько же стихов, сколько и я их знаю». И Шишков А.А. и Вульф А.Н. были приятелями А.С. Пушкина к которому Козловский относился с большим пиететом и искал случая познакомиться лично. В 1836 году такой случай Ивану Дмитриевичу представился. Причиной тому была назначенная дуэль А.С. Пушкина с графом В.А. Соллогубом. Поводом к дуэли послужила ситуация произошедшая на петербургском балу. Пушкину А.С. ошибочно показалось что Владимир Александрович дерзко разговаривал с Натальей Николаевной. Но Соллогуб В.А. за собой вины не видел и, почитая таланты поэта, всячески пытался закончить конфликт миром. В качестве примирителя и своего секунданта он выбрал поручика И.Д. Козловского с которым познакомился, будучи в Твери в командировке. Полагая, что Пушкин заочно знает Козловского по недавно опубликованному им в «Библиотеке для чтения» стихотворению «Обитель Сиона» и несомненно расположен к нему. Приезд Александра Сергеевича в Тверь ожидался 30 апреля и В.А. Соллогуб предусмотрительно выехал в деревню на два дня, отправив с И.Д. Козловским письмо с извинениями в отсутствии и предоставив Ивану Дмитриевичу попытаться разрешить конфликт. Встреча Ивана Дмитриевича с А.С. Пушкиным состоялась 1 мая, на которой Козловскому удалось убедить Пушкина помириться. Соллогуб В.А. впоследствии вспоминал: «… Пушкин жалел, что не застал меня, извинялся и был очень любезен и разговорчив с Козловским».
В 1838 году  И.Д. Козловского переводят чине штабс-ротмистра и отправляют на службу в Сибирский уланский полк в  должности адъютанта к начальнику 6-го корпуса жандармов генералу Скалону. Но Иван Дмитриевич сразу берет годовой отпуск «по домашним обстоятельствам» и отправляется в Борщевку. Часть отпуска он провел в Москве у брата Павла у которого тогда квартировал Белинский В.Г. По окончании отпуска он подает рапорт о зачислении его в действующую армию на Кавказ, куда явился с опозданием «по случаю затруднительного переезда через Кавказские горы».
Но на Кавказе Иван Дмитриевич тоскует по родине, по средней полосе, по родной Борщевке. Свое настроение той поры он выразил в написанном в Тифлисе в 1839 году стихотворении «Сонет»:
Есть край, мои друзья: он не блестит красою,
В преданьях старины он ярко не горит;
Но я в младенчестве сроднился с ним душою,
Воспоминание о нем меня живит.
Там дико, просто все; над бурною рекою
Отцовский, ветхий дом в развалинах стоит;
Туда моя мечта с любовью и тоскою
К любимой матери и рвется и летит…

В 1840 году после смерти Прасковьи Трофимовны Иван Дмитриевич вышел в отставку и поселился в Борщевке. В 1843 году он женится на Марии Александровне Пушкиной, троюродной сестре поэта, дочери костромского и тамбовского помещика А.Ю. Пушкина, владевшего усадьбами Новинки и Давыдково в Костромской губернии. В 1845 году И.Д. Козловский поступает на службу асессором в Костромскую Палату государственных имуществ. Через год его переводят в советники хозяйственного отделения. Он ведет активную общественную деятельность, проявляя заботу об учреждениях для детей-сирот. И в 1851 году принимает на себя должность директора Мариинского детского приюта.
В 1847 году в Костромских губернских ведомостях сообщалось, что по случаю празднеств Рождества Христова и Нового года жители Костромы обычные визиты своим знакомым заменили денежными пожертвованиями в пользу детского приюта. Среди перечисленных жертвователей названы и князь Иван Дмитриевич и княгиня Мария Александровна Козловские.
Но в эти годы Козловский уже не пишет стихов, административная служба поглотила его стремление к творчеству. Н.П. Колюпанов вспоминает о нем как об опытном администраторе, стремящемся, прежде всего «сколотить состояние» для растущей семьи. В 1856 году Иван Дмитриевич выходит в отставку в чине надворного советника и в 1862 году, принимает участие в предпринимательских начинаниях дворян Шиповых, одних из пионеров Волжского пароходства. Он, по сообщению П.С. Казанского «заведывает делами Шиповых по откупам и золотым приискам». Умер Иван Дмитриевич в конце 1867 года.
Еще один из братьев Козловских - Павел, родился 7 ноября 1802 года. Хотя по метрикам числился рожденным в 1808 году. Последнюю дату он сам же опровергал в 1844 году в письме В.Г. Белинскому в котором сообщал что ему 42 года. Это расхождение в датах сослужило ему не лучшую службу, в Московский кадетский корпус он поступил переростком и возможно даже не окончил его. Затем служил в Стародубском кирасирском полку корнетом. В 1828 году полк был отправлен на войну с Турцией. Для срочного приобретения обмундирования Павел Дмитриевич занял небольшую сумму денег, но по легкомыслию выдал вексель на 15 тысяч рублей, сумму по тем временам значительную. Расплатиться по долгам он был не в состоянии и потому по окончании военной компании он выходит в отставку и поселяется в Борщевке.
Прасковья Трофимовна встретила пасынка не ласково. Она поселила его в каморке над ткацкой, куда все время доносился шум. Питался Павел Дмитриевич с дворовыми. Мачеха всячески давала понять, что ему здесь не рады. Два года жизни в Борщевке при постоянных угрозах и издевательствах мачехи, тем не менее, не ожесточили Павла Дмитриевича. Он «по словам соседей, … оставался добрым, незлобивым, отзывчивым, заслужил любовь крестьян». Но уехать из усадьбы ему все же пришлось. Он переезжает в Кострому. Становится здесь известен как автор едкой сатиры на губернское начальство. В1833 году он вновь поступает на военную службу – прапорщиком в Суздальский пехотный полк. Но Прасковья Дмитриевна не унималась, и продолжала преследовать пасынка и там. Писала жалобы полковому командиру, в которых перечисляла его долги и требовала заключить его в суздальский монастырь за «разврат». Жаловалась она и костромскому губернатору: «Я осмеливаюсь, при сем приложить стихи его сочинения … и также смею заверить ваше превосходительство, что если бы и Вы были в Костроме в то время, когда он жил в Костроме, то не избежали бы его сатиры».
В 1836 году московские родственники знакомят Павла Дмитриевича с С.Т. Аксаковым который возглавлял тогда Константиновский межевой институт. Аксаков помогает П.Д. Козловскому получить место инспектора при институте, что дает ему некоторую финансовую независимость. Вскоре Павел Дмитриевич знакомится с молодым критиком В.Г. Белинским. Это знакомство переросло в близкую дружбу. Козловский, в трудную минуту помогает другу материально, устраивает его в тот же институт преподавателем, выделяет ему для жилья часть своей квартиры: «… У меня две большие комнаты, – пишет В.Г. Белинский брату – в которых я занимаюсь и сплю; третья поменьше, пустая (в ней занимается Петр Иванов), четвертая буфет». Белинский в письмах к друзьям и знакомым признавался, что дружба с Павлом Дмитриевичем наложила серьезный отпечаток на его дальнейшую судьбу и творчество.
В 1838 году вслед за вышедшим в отставку Аксаковым С.Т. выходят в отставку и Козловский с Белинским. Павел Дмитриевич после смерти Прасковьи Дмитриевны отправляется в Кострому и Борщевку, где полагал получить причитавшиеся ему после раздела наследства деньги. Но братья с расчетом не торопились, и  П.Д. Козловский едет в Санкт-Петербург в поисках места службы. В 1841 году он живет у В.Г. Белинского. Виссарион Григорьевич в апреле в письме  к Боткину пишет: «Знаешь ли ты, кто теперь гостит у меня? Князь Козловский. Он все тот же – не изменился нисколько. Только я теперь люблю его еще больше, потому что теперь понимаю его лучше. Благородный и простой человек!». О жизни Павла Дмитриевича у Белинского впоследствии вспоминал И.И. Панаев: «Незадолго до это к нему (Белинскому) привязался некто князь Козловский, человек очень слабый духом, но геркулес по физической силе: он ломал кочерги, свертывал в трубку целковые и т.п. Князь Козловский ухаживал за Белинским во время его пребывания в Петербурге, как нянька за ребенком, и всякий день на столе Белинского появлялись какие-нибудь сюрпризы: то окорок ветчины, то какая-нибудь необыкновенная колбаса, то бутылка бургонского». В конце 1841 года П.Д. Козловский получает назначение почтмейстером в город Ялту и покидает друга. Но  и на расстоянии они продолжают помогать и заботиться друг о друге. В 1842 году Павлу Дмитриевичу удается, получив через Белинского причитавшиеся ему деньги от братьев, покрыть часть старого долга.
О его жизни в Ялте, в одном из писем от февраля 1842 года В.Г. Белинский пишет так: «Кстати о Козловском. Он получает 480 руб. ассигнациями жалованья, каждый день имеет говядину во щах. Жить там дороже, чем в Питере – и добавляет - Жаль мне его».
Вскоре, управляющий почтовым ведомством князь А.Н. Голицын предложил П.Д. Козловскому пост своего личного секретаря. Голицын в эти годы живет в Гаспре, он болен и слеп, но остается еще на службе. Но и на этом посту жизнь Павла Дмитриевича, судя по его письмам к Белинскому, не стала легче: «… Жизнь моя невыносима, – пишет он 16 ноября 1843 года – но надо выносить – по закону необходимости; кое-как тяну ее, авось дотяну до конца … Моя жизнь у князя одинакова во все времена года: с 8 часов до 10 вечера я с ним читаю – сегодня, как вчера». Павел Дмитриевич тоскует по родным краям и потому очень переживает когда долго нет известий от близких. В письмах к Белинскому он просит передавать поклоны, справляется о жизни знакомых и друзей, Панаевых, Герценых, Огарева, художника Горбунова, переживает за родственников: «Я очень рад, что брат мой Владимир был у тебя и тебе понравился, он добрый и очень неглупый молодой человек».
Свой талант сочинителя едких эпиграмм Козловский использовал и здесь, благодаря чему заслужил враждебное к нему отношение генерал-губернатора Новороссии М.С. Воронцова и его окружения. Но напасти связанные с этой враждебностью к нему Павел Дмитриевич переносил стоически. В письме к Белинскому от 29 апреля 1844 года он пишет по этому поводу: «Есть выше счастье – это сознание своего человеческого достоинства. Друг! Пусть будет что будет, а мы сохраним нашу тяжелую живую веру в возможность лучшего, сохраним любовь к человечеству, снисхождение к их слабостям, забвение их несправедливостей …».
Возвратясь после смерти А.Н. Голицына в Петербург он вновь поселяется у Белинских. Завещанные ему Голицыным «кое-какие вещи» Павел Дмитриевич «все их разделил Белинскому и его друзьям». Но вскоре Козловский, истосковавшись по родным местам, переселяется в Костромскую губернию, где его брат Василий уступил ему деревню Кузнецово в Нерехтском уезде. Здесь он занялся хозяйством. Часто бывает в Костроме, где помогает своему брату Ивану в его филантропической деятельности. Сотрудничает с Костромскими губернскими ведомостями. В 1853 году его избирают предводителем дворянства Юрьевецкого уезда. В этой должности, во время начавшейся Крымской войны, он участвует в формировании Костромского народного ополчения. Умер Павел Дмитриевич 14 января 1856 года.
В 1850-х годах хозяин в усадьбе Дмитрий Александрович Козловский которому Борщевка досталась после смерти его отца А.Д. Козловского. В эти годы жизнь в усадьбе текла своим чередом. Никаких серьезных преобразований Козловские в имении не предпринимали. Пожалуй, единственными свидетельствами их хозяйственной деятельности являются упоминаемые в 1850-е годы ткацкое заведение, построенное И.Д. Козловским в доставшейся ему по наследству части борщевских владений и построенный в 1852 году при усадьбе Д.А. Козловским небольшой винокуренный завод «силой в 50 ведер».
В 1873 году в газете Костромские ведомости было помещено объявление от имени мирового судьи Кинешемского мирового округа о вызове, для предъявления своих прав на движимое и недвижимое имущество, наследников князя Дмитрия Александровича Козловского, умершего 11 апреля 1870 года.
В 1871 году усадьба Борщевка была куплена фабрикантом коммерции советником Александром Петровичем Коноваловым владевший фабриками в селе Бонячки Кинешемского уезда (ныне г. Вичуга). Основателем династии промышленников Коноваловых является крестьянин вотчины помещика А.И. Хрущева - Петр Кузьмин Коновалов, который в 1812 году имел сновальное и красильное заведения в селе Бонячки. В 1841 году общая производительность заведения вырабатывавшего помимо «китайки» также - миткаль, нанку, канифас, льняные скатерти и салфетки, достигала в год 217 000 рублей, и увеличивалась из года в год.
После смерти Петра Кузьмича в 1846 году, управление делами перешло к его сыну Александру Петровичу, так как старший сын Осип Петрович (1806-1855) из дела вышел, основал собственную фабрику, а второй сын Ксенофонт Петрович вскоре, 1849 году, умер. В 1857 году Александр Петрович первый в регионе ввел паровой двигатель. В 1864 году им была выстроена механическая ткацкая фабрика на 84 станка, а в 1870 году на ней работало уже 813 механических станков. В том же году он закончил устройство красильно-отделочной фабрики в местечке Каменка на берегу реки Сунжи вблизи впадения ее в Волгу, буквально в полукилометре от Борщевки. Видимо это и послужило одним из поводов для приобретения усадьбы на следующий год.
В Борщевке А.П. Коновалов предпринимает ряд шагов по приведению усадьбы в соответствие с требованиями моды и коммунальных удобств того времени. Главный дом перестраивается. Его фасады получили новое убранство, барочные элементы декора были сбиты. От прежних элементов сохранились лишь огибающие лопатки на углах объема. Здание было оштукатурено. Новые декоративные элементы на фасаде, типичные для периода эклектики – тянутые карнизы, междуэтажная полочка, рамочные наличники. «Единственными интересными деталями позднего декора, - отмечают Зозуля Л.И. и Щеболева Е.Г. - можно назвать треугольный аттик, венчающий новую пристройку к западному фасаду, с волнистой линией контура и круглым окошком в тимпане, и металлический зонтик на фигурных кронштейнах, отмечающий главный вход в одном из ризалитов дворового фасада». Значительно перестраивается второй этаж дома, изменяется планировка его внутренних помещений.
В доме устраивается новая по тому времени система отопления - калориферная. В первом этаже оборудуется специальное помещение, в котором устанавливают котел, от которого теплый воздух по проложенным внутри стен и полов трубам расходился по всему зданию. Из коммунальных удобств можно назвать еще появившийся в доме ватерклозет. Со стороны паркового фасада к зданию пристраивается терраса на высоких колоннах сделанных из бетона, нового материала для тех лет.
Западнее дома, у оврага, Коновалов строит каменный склад-палатку. «По своим формам он типичен для сельскохозяйственных сооружений середины XIX века. Компактный прямоугольный объем, перекрытый коробовым сводом, на торцах украшают фигурные фронтоны, характерные для приволжского региона. В фасадном декоре использованы угловые лопатки и тонкий карниз с кирпичными консольками».
В 1874-75 году А.П. Коновалов начал перестройку церкви в усадьбе. С запада и севера к Владимирской церкви были пристроены небольшие теплые приделы с престолами во имя Николая Чудотворца и Сергия Радонежского. Сам храм оставался не отапливаемым. При храме строится деревянный дом для церковного причта.
Коновалов значительно расширяет площадь парка: вдоль подъездной дороги высаживается обширная березовая роща, которая имеет свободную планировку с системой перетекающих полян. Поляны свободной конфигурации были подбиты по кромкам различными цветочными кустарниками: спиреями разных видов, шиповником и другими. В роще был выкопан прямоугольный пруд. Рядом с прудом, была сделана обширная прямоугольная выровненная площадка (80 х 50 метров) предназначенная видимо для спортивных игр. Края этой площадки также подбили декоративным кустарником.
В старой части парка так же ведутся работы: в нижнем парке солитерно, в рядах и в группах высаживаются насаждения-экзоты: кедр (сосна сибирская), пихта сибирская, лиственница сибирская, тополь белый. Вдоль оврага, ограничивающего территорию усадьбы с запада, в рядовой посадке высаживается сосна обыкновенная. По кромкам террас, солитерно и на перепадах рельефа одиночно и в группах высаживается вяз, береза бородавчатая. Для украшения придомового пространства активно используется рябинник рябинолистный. Диагональная дорожка, рассекающая северо-западный боскет парка в придомовом пространстве и переходящая в спуск по водораздельной гряде к каскаду прудов, так же обсаживается сосной обыкновенной. Интересную особенность удалось выявить при шурфовке этой дорожки. На особо крутых перепадах рельефа простое мощение кирпичной крошкой и диким камнем было заменено здесь ступенчатой лестницей. Она была выполнена из широких осиновых плах имеющих трапециевидный профиль, утопленных в песчаную подготовку.
В различных местах парка появляются беседки и павильоны. Так при обследовании были обнаружены следы существования двух беседок в старой части парка и одной в новой части. Последняя, по воспоминаниям старожилов, имела металлический каркас в который были вставлены цветные стекла. Своим обликом она напоминала клетку для птиц, имела сводчатое завершение. На крыше этого павильона была установлена кованая фигурка лошади. В волжской долине, на береговой луговине, напротив нижнего пруда была установлена деревянная беседка-павильон.
После смерти Александра Петровича Коновалова в 1889 году его младший сын Петр Александрович был выделен, и фабриками стал заведовать его старший сын Иван Александрович. Он активно взялся за развитие и расширение дела. В 1891 году была увеличена ткацкая фабрика до 2 237 механических ткацких станков, и в 1894 году была пущена в ход бумагопрядильная фабрика на 45 000 веретен, так что годовое производство к 1890 году достигло пяти миллионов рублей. Это побудило Ивана Александровича преобразовать фирму из единоличного предприятия в паевое товарищество с основным капиталом 5 000 000 рублей, что и было осуществлено в 1897 году.
Все близкие и знакомые звали Ивана Александровича «Петр Великий», и как говорят он действительно, был внешне похож на Петра I. Он был известен своими легендарными кутежами и пристрастием к прекрасному полу. Видимо это его разгульное поведение побудило руководство Товарищества отстранить его от дела. Его сослали в Харьков и назначили ему приличествующую пенсию. С этого времени общее руководство предприятиями было передано его сыну Александру Ивановичу Коновалову. К 1912 году общая годовая выработка продукции Товарищества достигала уже 11 миллионов рублей.
Видимо вскоре после смерти Александра Петровича Борщевка была продана купцу-фабриканту Владимиру Ивановичу Кокореву. Но Коноваловы не порвали связей с Борщевкой. Младший сын А.П. Коновалова Петр Александрович Коновалов и после продажи усадьбы оставался попечителем Владимирской церкви в Борщевке. Им, совместно с Петром Николаевичем Клюшниковым был положен капитал в банк в размере 1750 рублей, проценты с которого шли на покупку просфор, вина, елея, свечей, ладана и на пополнение ризницы борщевской церкви. В эту же церковь, после смерти П.А. Коновалова были положены деньги на службы за упокой его души, которые проводились по пятницам и субботам. Недалеко от своей красильно-отделочной фабрики в Каменке, в местечке Отрадное, на берегу Сунжи, Коноваловы построили себе небольшую дачу. Здесь семья жила летом, принимала гостей и естественно посещала своих соседей в Борщевке, тем более что расстояние было не велико. Более того, земли принадлежавшие Коноваловым почти вплотную прилегали к Борщевским.
Частым гостем в Борщевке был и новый руководитель Товарищества Александр Иванович Коновалов. А.И. Коновалов, родился в 1875 году. Таким образом, в момент принятия им руководства Товариществом ему было чуть больше 20-ти лет. Общее образование он получил в Костромской гимназии. Затем учился на физико-математическом факультете Московского университета и в профессионально-технической Школе прядения и ткачества в г. Мюльгаузене в Германии. В последствии Александр Иванович – один из крупнейших промышленников России, виднейший политический и экономический деятель. Он ратовал за проведение социальных и политических реформ. Не дожидаясь реформ сверху, он активно проводил различные социальные программы на основе своих предприятий. С 1900 на своих фабриках он ввел 9-часовой рабочий день, строил жилье для рабочих, школы, больницы, приюты и т.д. В 1905 году А.И. Коновалов стал председателем Костромского комитета торговли и мануфактур и принял активное участие в политической жизни: был в числе организаторов торгово-промышленной партии, созданной в 1905 году для выборов в 1 Государственную Думу. В 1912 он, был избран депутатом IV Государственной Думы, от Костромской губернии, где стал одним из главных экспертов по проблемам экономической политики и по рабочему вопросу. В июле 1913 года был избран гласным по Кинешемскому уездному земству. В 1915 году Александр Иванович был товарищем председателя Центрального военно-промышленного комитета и организатором думского «Прогрессивного блока», объединившего оппозиционные фракции под лозунгом создания «Кабинета национальной обороны». Во время Февральской революции 1917 года А.И. Коновалов был членом Временного комитета Государственной думы и присутствовал при отказе Великого князя Михаила Александровича от престола. В качестве министра торговли и промышленности Александр Иванович вошел в первый состав Временного правительства. В июле 1917 года он вступил в кадетскую партию, а в сентябре того же года вошел в 3-е коалиционное Временное правительство и вместе с другими министрами был арестован и отправлен в Петропавловскую крепость. В 1918 году Александр Иванович был освобожден и эмигрировал во Францию, где выступал за продолжение борьбы с большевиками.
Александр Иванович был первым браком женат на Второвой, сестре известного Николая Александровича Второва. Но этот брак скоро распался. Вторым браком Александр Иванович женился на француженке, которая, была гувернанткой у фабрикантов Кокоревых. Вполне возможно, что именно в Борщевке он и познакомился со своей второй супругой.
Он был одаренным музыкантом, учеником профессора Московской консерватории А.И. Зилоти. Как полагают, даже давал концерты в Париже. Его увлечение музыкой началось еще в детстве. Он не упускал случая, чтобы в свободное время помузицировать. В 1892 году  для преподавания Александру Ивановичу игры на фортепьяно на дачу Отрадное близ Борщевки был приглашен, девятнадцатилетний выпускник Московской консерватории С.В. Рахманинов. Тогда уже подающий блистательные надежды композитор познакомился с Коноваловым в Москве, где Александр Иванович продолжал образование в Московском университете. Тогда же он берет уроки игры на скрипке у преподавателя Московской консерватории, профессора Гржимали.
Итак, в июне 1892 года Сергей Рахманинов приехал в имение Коноваловых. Первое время столичный молодой человек скучал и не находил себе места, но вскоре освоился и повеселел. Вот что он писал своему другу композитору М.А. Слонову 7 июня 1892 года: «Жизнь моя здесь однообразная, и пожалуй скучная. Первое время мне было здесь тяжело, неуютно, не по себе. Теперь я к людям привык…. Но я нашел кому подать руку и выписал к себе мать из Петербурга». На следующий день в письме он уточнял свой почтовый адрес «Мой адрес: Костромская губерния. Вичугское почтовое отделение. Екатерине Ивановне Коноваловой. С передачей рабу грешному Сергею». Через два дня, 10 июня в письме к Н.Д. Скалон: «Сейчас только проводил свою мать, которая приезжала по моей просьбе сюда. Она пробыла у меня неделю и уехала от меня к бабушке. Вообще эту неделю я чувствовал себя лучше: веселился, много смеялся и конечно, как это со мной теперь редко бывает, балагурил… Затем ваши вопросы переходят с музыки на Коноваловых и на мою жизнь у них. Семья состоит из трех человек: отец, который на Кавказе теперь живет, - мать и сын, которому я даю уроки, час в день. Эти два последние живут со мной здесь. Люди очень милые. За мной стариком, много ухаживают, и любезности их нет конца. Все-таки мне здесь скучно и скучно. Проживу я у них до 20-го августа по всем вероятиям… Есть у меня в настоящее время один план, но этот план писан вилами на воде. Я хочу поехать в Нижегородскую губернию, воспользоваться одним милым приглашением моих знакомых, но и это вряд ли удастся, потому что холера близко… Знаете, у нас так жарко, что никакая мысль в голову не идет ... В такую погоду можно только лежать в тени где-нибудь и «существовать»…». После поездки в Нижний Новгород, 27 июня 1892 года опять письмо Н.Д. Скалон: «Приехал вчера из Нижнего Новгорода, куда ездил развевать свою тоску, свое горе и прожить несколько дней, часов … Мое здоровье очень делается слабым. Болит грудь и ко всему сказанному бессонница. В голове моей тоже ничего в настоящее время нет. Полнейшее отсутствие дара музыкальной мысли. Боюсь совсем этот дар потерять. Потом меня страшно пугает приближающаяся холера. Мне про нее много наговорили, и я не в шутку ее боюсь. По моему приказанию у меня в комнатах производят дезинфекцию 2 раза в день. Это немного успокаивает мою мнительность. В общем, время мое, все дни проходит скучно и однообразно. Занимаюсь я сам очень мало. Полнейшая апатия к этому делу. Будем ждать, что дальше будет, а пока нехорошо совсем».
Апатия, которая охватила Рахманинова в Отрадном усугубилась еще и болезнью. Но не успев выздороветь Сергей Васильевич попадает в очередную неприятность. Во время одной из конных прогулок по окрестностям, посетив с Коноваловыми Борщевку, его сбрасывает с седла лошадь, и некоторое время волочит его по земле. Но все обошлось благополучно, ушибы вскоре прошли. В письме от 2 августа к Н.Д. Скалон он упоминает об этом инциденте: «Здоровье мое хорошее теперь. Только с третьего дня у меня болит ужасно грудь. Меня волочила по земле одна очень горячая лошадь, во время катанья. Я упал прямо на грудь, и она меня тащила на возжах. Но это ерунда и скоро пройдет. Кроме этого, все обстоит у меня здесь благополучно». Но этот инцидент, по всей видимости, спровоцировал у него творческий подъем. Он активней занимается, строит планы на будущее. В письме к Слонову М.А. от того же числа, он даже не упоминает об инциденте с лошадью, а сразу говорит о своих творческих подвижках: «… Последние дни и несколько впереди я буду занят своим новым четвертым опусом. Я пишу каприччио для оркестра, не на испанские мотивы, как у Римского-Корсакова, не на итальянские, как у Чайковского, а на цыганские темы. Дня через четыре кончу. Думаю написать пока для четырех рук, а инструментовать думаю позднее, а то нужно еще проштудировать некоторые партитуры и во всяком случае нужно посидеть и подумать».
Уехал из Отрадного С.В. Рахманинов 25 августа и по всей видимости не удовлетворенный результатами проведенного лета рассчитывая, видимо, на куда большие творческие успехи. Любопытно, что даже упомянутое в письме к Слонову М.А. каприччио так и не было им написано в этой поездке. Он закончил его только в 1894 году. Это свое настроение он передал в письме к Скалон Н.Д. 10 сентября, уже будучи в Москве: «… Вы меня спрашиваете еще, почему я не был 21-го августа в Москве. Это очень легко объяснить. Я был в Костромской губернии и не мог выехать. Жалко даже, что 25-го выехал оттуда, потому что здесь ничего дельного, против ожидания, не сделал».
Впереди у С.В. Рахманинова плодотворный 1893 год – год создания многих, ставших сразу популярными произведений. Но в июне 1894 года он вновь отправляется в Отрадное и опять в качестве учителя и дорогого гостя. Это посещение коноваловского имения для Рахманинова С.В. было более плодовито. Он много трудится и даже жалуется друзьям на утомление от работы. В письме Н.Д. Скалон 10 июля «… Я недавно кончил заниматься – очень устал. Спина болит очень. Пополнел, поправился, поумнел и, конечно, похорошел». 24 июля он пишет Слонову М.А.: «Запоздал письмом к тебе, милый друг Миша, вследствие усиленных занятий. Спешу прежде всего поговорить с тобой относительно «Утеса» (речь идет о переписи партитуры). Уезжаю я отсюда 28-го. Ты спрашиваешь меня относительно времяпрепровождения – я занимаюсь, читаю и в карты играю. Первым больше гораздо чем вторым и третьим. В свою очередь третьим больше чем вторым (к сожалению). Впрочем это не моя вина, а вина Е.И. (Екатерина Ивановна Коновалова, мать Александра Ивановича), которая стала большой картежницей. Мне приходится значит подвистывать, и мы часто играем. Что касается моей работы то… я еще ничего не начал писать, кроме того и не все надумал … От «Дон Жуана» Байрона я не отказался… я взял оттуда один так называемый «эпизод». Этот эпизод я делю на две картины. Первая из них – это пир, вторая же Дон-Жуан и Гайде. Ламбро. Смерть Гайде. Так как действие в этих двух картинах совершенно разное то я может быть назову это a la List «двумя эпизодами». Хотя по музыке у меня в них в обоих, встречается нечто общее. Пока вторая часть еще не совсем готова. Сочиняю я ее и первую картину с 20-го июня. Ужасно долго! Ужасно мучился, и еще больше выкидывал, но что всего хуже, так это то, что я может быть и настоящее все выкину. Этот «эпизод» не короток. Я думаю, что он (если напишется) будет длиться около 40 минут. До 20-го же июня я написал еще одну вещь (т.е. не написал, а сочинил. То и другое буду писать по приезде к Сатиным). Эта вещь только для оркестра и будет называться «Каприччио на цыганские темы» это сочинение уже совсем готово в голове… Устал и рука правая болит».
Безусловно, занятия с С.В. Рахманиновым не прошли даром для А.И. Коновалова. Он сам был натурой творческой и безусловно, если бы не интересы фирмы которые оказали определяющее влияние на его профессиональный выбор, он мог бы быть знаменитым музыкантом.
28 июля 1894 года С.В. Рахманинов покинул усадьбу Коноваловых и больше не бывал здесь. Но, среди местного населения, в Каменке и Борщевке бытуют различные предания о его жизни здесь. Вот одно из курьезных повествований. Говорят, что однажды посетив Борщевку, музыкант так увлекся игрой на рояле для молодой и симпатичной прислуги Кокоревых (не та ли француженка, что стала второй женой А.И. Коновалова), что в порыве экспрессии смахнул рукой стоявшую тут же любимую вазу хозяина усадьбы, какую-то редкую, привезенную им из дальней поездки, чуть ли не в Индию. Ваза, вылетев в открытое окно, разбилась на площадке перед домом. И будь-то бы, расстроенный Кокорев посадил на месте ее гибели куст роз и особенно ухаживал за ним.
Это был тот самый Владимир Иванович Кокорев который и купил усадьбу у Коноваловых. Кокорев В.И. являлся одним из членов правления «Товарищества мануфактур Герасима Разоренова и Ивана Кокорева» в селе Тезине Кинешемского уезда (ныне г. Вичуга). Начало этому предприятию было положено еще в 1822 году Дмитрием Андреевичем Разореновым (скончался в 1850 году). Будучи еще крепостным крестьянином князя Куракина он начал свою коммерческую деятельность с раздачи купленной на московских и ивановских рынках пряжи крестьянам. Выработанный миткаль продавал ивановским фабрикантам для окрашивания и набивки ситца. В 1822 году его сыновья, Герасим, Алексей и Егор, основали в селе Тезино собственные красильные и отбельные заведения. А в 1840 году семейство Разореновых выкупилось на волю уже у своего нового владельца генерала Павленкова за 100 тыс. руб. Кроме вольной Разореновы получили еще и около 30 десятин земли.
Герасим Дмитриевич в 1840-х годах к красильне прибавил еще и ручное ткацкое заведение, а в 1855 году завел паровую машину. В 1879 году он имел уже небольшую механическую ткацкую фабрику.
После смерти Герасима Дмитриевича в 1893 году не осталось мужского потомства. Его зять Иван Александрович Кокорев, заведовавший фабрикою Герасима Дмитриевича под конец его жизни, и его дочь Анна Герасимовна Кокорева учредили в 1894 году паевое товарищество с основным капиталом в 2 000 000 рублей, увеличенным за счет других капиталов в 1907 году до 4 000 000 рублей. В последующие годы ткацкая империя Разореновых-Кокоревых энергично развивается и к 1913 году на всех предприятиях Товарищества трудится 7150 рабочих. Товариществу принадлежит разных земельных угодий до 15-ти тысяч десятин, а годовое производство разных бумажных тканей превышает 10 миллионов рублей.
Правление товарищества состояло из самого Ивана Александровича Кокорева и его пяти сыновей: Николая, Владимира, Александра, Герасима и Дмитрия.
Вот один из сыновей И.А. Кокорева Владимир и приобрел у Коновалова Борщевку. В.И. Кокорев увлекавшийся лошадьми создал при усадьбе небольшой конный завод рассчитанный на 50 голов. Он расположился на западной границе усадьбы, между дворовой частью и крестьянскими дворами. До недавнего времени еще сохранялись два здания, входившие в состав конезавода, это деревянная конюшня и деревянный двухэтажный амбар с галереей. В это же время к зданию каменного склада-палатки построенного при Коновалове пристраиваются деревянные сараи. Любопытно, что в окна сарая были вставлены решетки секирного типа, датируемые XVIII веком, изъятые из окон цокольного этажа главного дома при его перестройке.
Чуть западнее главного дома, видимо вскоре после приобретения усадьбы Кокорев И.А. строит одноэтажный деревянный жилой флигель. Предположительно, здесь располагалась квартира управляющего. Зозуля Л.И. и Щеболева Е.Г. описывают его следующим образом: «Формы этого здания характерны для архитектуры эклектики. Скромным украшением обшитых тесом фасадов, с досками-пилястрами на углах и в местах перерубов, служат наличники окон, очелье которых украшено изящной гирляндой с кистями». Напротив флигеля парковые боскеты получают типичное для модерна насыщение из пышных выпуклых клумб.
Владимир Иванович в 1916-1917 году предпринимает попытку проведения во Владимирской церкви водяного отопления, для чего в Костромскую Духовную Консисторию был подан проект. Проект был одобрен, но осуществиться ему, видимо, так и не удалось.
Кокорев В.И. не успел внести в структуру усадьбы сколь ни будь значительных изменений, так как революция 1917 года лишила его прав владения. Но борщевские скакуны успели получить известность далеко за пределами Костромской губернии.
После революции в усадьбе был организован совхоз «Борщевка» который занимался разведением лошадей. В совхозе был управляющий и пятеро рабочих. Поначалу дела в хозяйстве шли трудно. Газета «Рабочий край» в 1920 году призывала помочь становлению молодого предприятия, так необходимого в крае, так как в самом хозяйстве сил явно недостаточно, хотя и заведующий и рабочие работают «как лошади» - сами пашут, боронят и сеят. Но уже в 1921 году об этом совхозе говорится как об одном из передовых, «ударных». Создан он был на базе уже существовавшего при усадьбе конезавода основанного фабрикантом Кокоревым. По незначительности земельных угодий при хозяйстве, отсутствии выгонов и небольшой величине конюшни в ведение совхоза были переданы в качестве подсобных совхозы: Языкино и Левишки Дюпихской волости и Райково Жирятинской волости Кинешемского уезда. На 1921 год в хозяйстве совхоза числилось «племенного материала: маток 25 штук, производителей 66 штук, жеребят старше года 4 штуки, жеребят до 1 года – 5 штук». По породам лошади представлены – «рысаками легкого типа, тяжеловозами арденами, рысаками густого типа».  «Рабочий край» сообщал, что «в советском хозяйстве Борщевка» разводятся орловские рысаки и используемые в сельском хозяйстве тяжеловозы. Планировалось удвоить численный состав племенных маток для чего из совхоза «Корнилово» собирались перевести сюда 20 штук и кроме того довести поголовье производителей до 100 штук.
Но в начале 1930-х годов деятельность конезавода была свернута, и в Борщевке был организован колхоз «Красное Поволжье». Затем в усадьбе действовал один из первых в районе пионерских лагерей. Во время Великой Отечественной войны на базе пионерского лагеря был развернут эвакогоспиталь. В 1970-х годах в Борщевке открыли дом отдыха, который функционировал до начала 1990-х годов.
После вывода из усадьбы дома отдыха она долго меняла владельцев и арендаторов, красивое место привлекало многих. Но ни один из них палец о палец не ударил, чтобы предпринять хотя бы небольшие шаги по ее поддержанию и сохранению. Можно много говорить о типичной судьбе подобных памятников разбросанных по России, но в этом случае почему-то гибель усадьбы воспринимается наиболее болезненно. Может быть потому, что произошло это буквально на глазах и почти мгновенно. Еще в 1994 году живы были почти все постройки усадьбы. Стоял крепкий, казалось почти не тронутый временем главный дом, который простоит еще не одно десятилетие. Но вот судьба распорядилась иначе. Орудие судьбы, как и полагается безымянное, озабоченное поиском строительного материала для гаража или сарая, подъехало к дому на тракторе и, зацепив тросом за тяги, обрушило здание на землю.

Дмитрий Ойнас

Комментарии

Популярные сообщения